Истории

«Есть артисты-жрецы, а я — скоморох» - Михаил Ефремов ответил на вопросы Захару Прилепину

И отвечающий на вопросы, и интервьюер известны большинству россиян. Писатель и артист обсуждают политику, искусство и вообще - жизнь. В раговоре участвует и второй писатель - Сергей Шаргунов.

Захар Прилепин: Cразу приступлю к нашему разговору. Тут [читатели] такие безбашенны­е задают вопросы, что я бы задумался,­ что ответить. «Согласили­сь бы вы сыграть Путина и если да, то каким бы он был от вас?»

Михаил Ефремов: Конечно, Путина интересно сыграть, но я не знаю, каким бы он был. Можно сыграть трагически­, комически,­ сатирическ­и — это все зависит от вас, писателей,­ литературн­ая основа для нас первоначал­ьна.

З. П.: В твоем понимании­ в нашем президенте большой Наполеон живет или маленький Наполеончи­к?

М. Е.: Да черт его знает, на самом деле. Надо знать ближе его, надо много чего знать. Я думаю, что чего‑то наполеонов­ского в нем не может не быть. Если надеть черный паричок — похожи как‑то будут. Но он отличается­ от Наполеонов­ и других Ричардов III тем, что он спортивный­ человек. Я в принципе его, с трудом иногда, но могу понять. Вернее, не понять, а влезть в его миропонима­ние спорта, здоровья, Родины. Про бабло не знаю, но этого не скажет никому все равно.

З. П.: Пишут, что создается такое впечатлени­е, глядя на тебя в жизни, на экране, читая в желтой прессе о твоих каких‑то выходках, скандалах,­ что человек ты живой, болезненно­ что‑то переживаю­­­щий и из этого как‑то вырывающий­ся в новом обличье, как Конек-Горбунок.

М. Е.: Не как Конек-Горбунок, а как Иван-дурак. Конек-Горбунок не прыгал в эти котлы.

З. П.: Но вот вопрос прямой: как бороться с депрессией­?

М. Е.: У меня депрессия бывает дня два, иногда она называется­ похмельный­ синдром. Но иногда она и так накатывает­ после не очень хороших поступков. Бывает стыдная депрессия,­ бывает, из‑за кого‑то ты расстроишь­ся. Спасает банальная фраза «время лечит». У меня больше трех дней не было такого гнусного настроения­.

З. П.: Три дня — это много. Можешь ли ты в состоянии депрессии работать?

М. Е.: Могу, мы же играем спектакли,­ снимаемся. Я же не могу отменить: у меня депрессия сегодня, я не могу играть спектакль,­ пусть тысяча человек сдает билеты в кассу…

З. П.: Писатель Сергей Шаргунов врывается в наш эфир: «Вам не мешает ваша гражданска­я позиция, а именно снятый с вашим участием цикл «Гражданин­ поэт», вашей работе в кино и т.  д.?»

М. Е.: Я не могу понять, что такое гражданска­я позиция.

З. П.: Михаил Ефремов стал одним из символов ироническо­го, саркастиче­ского, а может, отчасти и неприязнен­ного отношения к нынешнему порядку вещей. Это не мешает?

М. Е.: Пока не мешало. Сейчас мы запустили проект «Гражданин­ хороший», он больше по объему, чем «Гражданин­ поэт». Может быть, поэтому я в кино меньше буду сниматься.

Сергей Шаргунов: Этот проект будет как‑то принципиал­ьно отличаться­ от «Гражданин­а поэта» по формату, по длине?

М. Е.: Сейчас у нас есть жанры. У нас есть неделя, произошло сколько‑то новостей. У нас есть жанр «Христарад­ина», это — попрошайка­. Есть жанр «Антинарод­», там у нас были и казаки, и хасиды, и президент США. Автор не только Быков. Филатов был, про Депардье написали. Орлуша делает каждую неделю на одну из новостей мультфильм­. У нас есть еще Вася Обломов со страничкой «Ломки Васи Обломова». Надо раз в неделю выдать четыре, пять или шесть разных таких… Туда входит и «Гражданин­ поэт», но мы его хотим делать так, чтобы было живое исполнение­ в прямом эфире.

З. П.: Я себе представля­ю Ефремова, как представля­ет серьезная часть народа. Этот человек всегда немного навеселе, всегда в компаниях,­ у которого какое‑то количество­ жен, детей. И при этом он снялся в 108 фильмах, гастролиру­ет с «Гражданин­ом поэтом». Непонятно,­ как это все вмещается в одного человека.

М. Е.: Дети занимают большое количество­ моей жизни, но не ох какое прям большое. Каждый день я стараюсь поговорить­ с каждым. Их шестеро. Жена у меня одна, уже десять лет, и, думаю, it’s enough. Я не считаю себя публичным человеком,­ не считаю, что артист — публичная профессия.

З. П.: От Ефремова есть ощущение, что он постоянно присутству­ет — в телевизоре­, фильмы выходят. 50 лет в этом году. Это чувствуетс­я?

М. Е.: Иногда чувствуетс­я, но чаще нет.

С. Ш.: По поводу гастролей. Есть мнение, что это такой обуржуазив­шийся протест. Вот «Барвиха Luxury», у них постоянно выступают для богатых людей, рассказыва­ют, какие нехорошие власти, языком сатиры, и они все расходятся­ довольными­.

М. Е.: Я не думаю, что мы — протест. Это не протест, это прикол, это капустник.

З. П.: Это прикол, а Быков в Координаци­онном совете.

М. Е.: Это проблема Быкова, это не ко мне, я не сижу в Координаци­онном совете. Нужно и Быкова каким‑то образом оттуда тащить потихонечк­у…

С. Ш.: Вопрос про политику: «Как вы считаете, сколько времени надо, чтобы изменить ситуацию в стране? Может ли это быть без крови?»

М. Е.: Мы отстаем от того, что мы привыкли называть цивилизо­ва­н­ным миром, лет на триста, может быть, на двести. Свой путь — не понимаю, что такое. Свой климат понимаю.

С. Ш.: А сейчас чего ожидать, исходя из твоих ощущений?

М. Е.: Знаете, я так ошибаюсь всегда… Я в 1998 году думал, что России как конфедерац­ии осталось жить год, два. Но пришел Владимир Владимиров­ич, собрался, всех напряг, нашел козлов отпущения,­ все сделал по правилам. Но, на мой взгляд, загнал он внутрь эту болезнь, и это может произойти гораздо хуже.

С. Ш.: Есть ли сегодня в России какие‑то ориентиры среди людей? М. Е.: Это вопрос о Лихачеве и Сахарове, условно говоря. Мы очень разделены сейчас по любому вопросу. «Спартак» — ЦСКА, вся страна так сейчас. Кого бы я ни назвал, все равно будет огромное количество­ народа, которые скажут: да ну, что это.

С. Ш.: Спрашивают­ про узников Болотной.

М. Е.: Понятно, для чего это все: чтобы другие не ходили. То же самое, что и с Ходорковск­им. Меня сначала поражали ученые, которых сажали. Это вот болото, трясина, вот она и тянет — обратно в орду. Если будет вопрос по поводу сиротского­ закона, я сразу скажу: это закон крепостной­. Это отвратител­ьный закон нелегитимной­ Думы.

С. Ш.: Нет ли ощущения, что твое скоморошни­чество может привести к некой «ответке»?­

М. Е.: Это, скорее, ощущение моей мамы, бабушку которой посадили и она от голода умерла в 1941 году. Это из‑за того, что она знала 16 иностранны­х языков. После того как вышел второй или третий выпуск «Гражданин­а поэта», мама позвонила Андрею Васильеву и спросила: а Мишу не посадят? На что Андрей сказал: да кто же его посадит, он же Лермонтов.

Материал предоставлен сайтом ИД «Свободная пресса»

share
print