Истории

Тюремные записки

Координатор движения «Оборона» рассказывает, как он отсидел 13 суток за участие в акции, которой не было

Олег Козловский в день несостоявшегося Марша несогласных 6 мая был задержан людьми в штатском в центре Москвы, а позже Басманный суд арестовал его на 13 суток за «неподчинение законным требованиям сотрудников милиции». В знак протеста Козловский в тюрьме объявил голодовку.

В ночь на 8 мая меня и еще пятерых арестованных привели в спецприемник на улице Гиляровского. Это был мой день рождения. Ровно в тот момент, когда я родился, у меня из ботинок вынимали шнурки.

На утро я подал официальное заявление, что объявляю голодовку против незаконного решения суда, которую прекращу, только когда все осужденные будут освобождены.

Перевод. Сначала сотрудники спецприемника вели со мной личные беседы. Потом построили всех, как они сами говорят, «политических», и долго рассказывали, что голодовка — это плохо, что за нее нас расселят по разным камерам или вообще развезут по другим распределителям с худшими условиями. В случае прекращения голодовки обещали идти на уступки.

В итоге мы договорились, что нас всех переводят в одну камеру, я забираю заявление, но голодовку все-таки продолжаю.

Пришла адвокат, но ее ко мне не допустили, а меня самого почему-то повезли на Петровку, 38 в сопровождении автобуса с 30 омоновцами и двух машин ДПС. В тот день назначали премьером Путина. И я подумал, что, наверное, у меня второй по крутизне кортеж в стране после него.

Радио вместо книг Распределитель на Петровке, 38 — для уголовников. Но иногда туда сажают осужденных по административке «VIP-персон». Там, к примеру, отбывал арест Каспаров.

Моим соседом по камере оказался Сергей Удальцов, лидер «Авангарда Красной молодежи», досиживающий последние сутки. На следующий день его выпустили, а я десять дней сидел в одиночке, продолжая держать голодовку.

Чувство голода через день-два пропало. Была слабость, головокружение, но это не самое страшное. Самым тяжелым испытанием в одиночной камере оказалась скука. Именно отсутствие людей рядом больше всего угнетает. Поначалу мне даже читать было нечего. Единственное развлечение, весьма сомнительное — «Радио России».

Испытание едой Так как я продолжал голодовку, меня каждый день осматривали врачи, фиксировали, что давление резко падает.

Сотрудники изолятора пытались заставить меня есть хитростью — ставили на кормушку миску с едой, чтобы, прельщенный ароматами, я отказался от голодовки.

Один раз меня вывели на прогулку. Проходила она в такой же камере, в которой я сидел — где-то четыре на пять метров, с единственной разницей в том, что вместо потолка в прогулочной камере была сетка. Неба, правда, видно не было — только крышу.

Запутывание В понедельник 19 мая я должен был выйти на свободу. Меня забрали с Петровки и повезли на Гиляровского, но там тоже не стали выпускать, а отправили в ОВД «Басманное». Как объяснили, боялись «эксцессов» — друзей, журналистов, шума, а потому запутывали следы. Отпустили только из ОВД «Басманное». Воспользоваться телефоном я не мог — аккумулятор оказался разряженным.

Тем не менее, удалось связаться с друзьями, они вызвали скорую, и я оказался в реанимации 23-й больницы. В среду утром я почувствовал себя лучше и написал отказ от дальнейшего лечения. Сейчас прихожу в себя дома.

share
print