Еще до Москвы французы пожалели о походе
Глава 3
Перед походом в Россию наполеоновская разведка собрала досье на 60 русских генералов. «Настоящим, хорошим» Наполеон считал лишь Багратиона. Кутузова, проигравшего Аустерлицкое сражение, Бонапарт не презирал, считая его хитрым и осторожным, называл «старой лисой». На главнокомандующего и военного министра России Барклая де Толли французы собрали мало материала, Наполеон считал его средненьким командиром и жестоко ошибся.
Дуэль разведок. Французские шпионы также заранее выясняли настроения жителей окраин Российской империи и дезинформировали Европу. По заданию Наполеона составили поддельное завещание Петра I о планах мирового господства: так появился миф о «русской угрозе».
Александр Чернышев, русский разведчик.
Наши агенты тоже не дремали. Наибольшего успеха добился полковник Александр Чернышев. Прекрасно образованный, красавец и светский лев, он вошел в доверие к французским вельможам, к родной сестре Наполеона Полине и понравился ему самому. Подкупив писаря Главного штаба, Чернышев раздобыл информацию о составе французской армии и местоположении войск.
Но эти достижения нивелировались разбродом в руководстве русской армии: царь Александр I был нерешителен, его советники не могли согласиться в действиях, не было единого командования и ясного плана кампании.
Вторжение. 24 июня (по новому стилю) французы вторглись в Россию, переправившись через Неман, в том числе в районе Ковно (ныне литовский Каунас). До Москвы было 1053 километра. Узнав о нападении, русский царь предложил Наполеону мир, но получил отказ. За три недели через границу подтянулась основная часть армии Наполеона — 420 тысяч человек. У наших на западном направлении находилось менее 225 тысяч.
Иоахим Мюрат (1767–1815). Пижон, за любовь к ярким костюмам его прозвали «королем с бульварных подмостков». Но очень смелый, Наполеон считал его самым бесстрашным из полководцев. Неожиданные атаки Мюрата помогли выиграть многие сражения. Поддержал Наполеона, когда тот попытался вернуться к власти. В 1815 году Мюрата расстреляли. Его последние слова были к солдатам: «Сохраните лицо, цельтесь в сердце». И сам скомандовал: «Пли!»
Луи Николя Даву (1770–1823). Учился в одной военной школе с Наполеоном. До похода в Россию не проиграл ни одного сражения. Опытный, хладнокровный, беспощадный. В армии его называли «железный маршал»: был суров и с подчиненными, и с другими военачальниками. Был абсолютно предан императору. После отречения Наполеона в 1813 году он один из всех маршалов не стал присягать новой власти — Бурбонам.
Военного гения Барклая не поняли. Еще в 1807 году он говорил, что если Наполеон нападет, его нужно заманить вглубь страны, измотать, а затем «подготовить ему, хоть бы за Москвой, новую Полтаву».
Михаил Барклай де Толли (1761–1818). Потомок шотландских дворян, которые в XVII веке переселились в Лифляндию (ныне Латвия и Эстония). Сын нищего армейского поручика, не имел ни капитала, ни связей, что делало карьеру почти невозможной. Начал службу в русской армии унтер-офицером и благодаря таланту и трудолюбию к 1812‑му стал генералом и военным министром России. Даже подозрительный Александр I говорил о нем: «Мужественный и хладнокровный до невероятия» воин, «человек с самым благородным, независимым характером… в высшей степени честный и бескорыстный».
Барклай с первых дней главной задачей ставил сохранение армии. Сохранил до самого Витебска. Но солдаты и генералы отказывались понимать отступление. После Смоленска заговорили, что «он немец, подкуплен Бонапартом и изменяет России». Переиначили его фамилию в «Болтай-да-и-только». Вспоминали суворовское изречение: «Русак — не рак, задом ходить не умеет».
Эмоции захлестывали разум. На Барклая доносил великий князь Константин Павлович, еще более бездарный полководец, чем его брат Александр I. Кипятились генералы. Багратион писал генералу Ермолову: «Наступайте! Ей-богу… шапками их закидаем!» Платов: «Боже милостивый, что с русскими армиями делается! Не побиты, а бежим!»
Александр I, переживая самые мучительные дни в жизни (придворные в панике, бегут из Петербурга), лично подрывал авторитет Барклая. Например, публично называл «позорным» отступление от Смоленска.
Был случай в местечке Гаврики, когда армии уже соединились. Пылкий Багратион метался по кабинету Барклая и кричал: «Ты трус, изменник, ты Россию не любишь!» Барклай спокойно парировал: «А ты дурак, хоть и говоришь, что любишь Россию».
Из современников только Пушкин оценил трагедию и одиночество Барклая. Из стихотворения «Полководец»:
«Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою».
Отступление. Более мощная 1‑я армия Барклая де Толли отступила до укрепленного лагеря в Дриссе (ныне белорусский Верхнедвинск), а через десять дней отошла к Витебску.
2‑ю армию Багратиона зажимали в клещи две армии французов, вдвое превосходя по численности.
Французы хотели разбить армии по одиночке. Наши оставляли арьергарды, чтобы задержать врага.
Петр Багратион (1765–1812). Этот потомок грузинского царского рода не сделал в русской армии стремительной карьеры. Не имея большого состояния и связей, он прошел весь путь по служебной лестнице — от сержанта до генерала. Ученик и правая рука Суворова, любимец солдат. Темпераментный, открытый, душа нараспашку. За 30 лет службы участвовал в 20 походах и 150 сражениях. «Краса русских войск», — говорили о нем в армии. Поэт Гавриил Державин «уточнил» его фамилию: «Бог рати он».
Ускользнули. Русские солдаты проходили по 70 километров в сутки. Преследовавшие их войска брата Наполеона Жерома (наши прозвали его «король Ерема») не успевали, и Багратион вырвался из окружения со словами: «Дураки меня выпустили». Бонапарт отстранил от командования брата, тот обиделся и уехал домой.
Бой у Салтановки, 23 июля. Багратион попытался прорваться к Барклаю через Могилев. Самый ожесточенный бой с начала войны. Корпус генерала Раевского атаковал главные силы Даву. Раевский докладывал потом: «Я сам свидетель, как многие… получив по две раны, перевязав их, возвращались в сражение, как на пир… Все были герои». Но Даву отбился. На следующий день наши отошли за Днепр.
Бой под Островно 25 и 26 июля. Против превосходящего врага — пехотный корпус Остермана-Толстого и кавалерийская дивизия Коновницына. В разгар боя Остерману доложили: «Убитых и раненых больше, чем живых, оставшиеся в строю истекают кровью. Что делать?» Тот ответил: «Стоять и умирать!» Наши потеряли 4000 человек (французы — 3000), но задачу выполнили: наступающих задержали на двое суток, и основные силы русской армии отошли к Смоленску.
Бой у Клястиц, 30 июля. Войска генерала Петра Витгенштейна сорвали наступление корпуса маршала Удино на Петербург. Кавалерия генерала Якова Кульнева разбила часть неприятеля. Захватили 900 пленных. Кульнев отличался бесшабашной лихостью. Генерал-забияка любил приговаривать: «Люблю матушку-Россию за то, что в ней всегда где‑нибудь да дерутся!» Рисковость и погубила его: погнались добивать французов, а те получили подкрепление, Кульнев погиб — первым из русских генералов в той войне.
«Сражение при Клястицах». Фрагмент гравюры П. Гесса из альбома «Иллюстрированная Отечественная война 1812 года». Санкт-Петербург, 1887 г.
Яков Кульнев, генерал кавалерии.
Армии соединились у Смоленска. Барклай отводил основные силы по Московской дороге, оставив в арьергарде 15 тысяч человек и 76 орудий. Губернатор Смоленска барон Аш сбежал, и всей обороной командовал генерал Николай Раевский.
Бой у Красного 14 августа. Наполеон ринулся на Смоленск. В авангарде — кавалерия Мюрата (15 тысяч сабель). На его пути — отряд генерала Дмитрия Неверовского (7 тысяч человек и 14 пушек). В первой же атаке французы захватили нашу артиллерию, а потом получили подкрепление. В итоге у них троекратное превосходство в живой силе и 60 орудий. Но наши отбили за день все 40 атак. Потеряли 1,5 тысячи человек, но на сутки задержали врага.
Рисунок «Подвиг генерала Неверовского под Красным» (фрагмент). Из альбома «Иллюстрированная Отечественная война 1812 года». Санкт-Петербург, 1887 г.
Враг в смятении. Даже отчаянный Мюрат умолял императора не идти дальше, вглубь «этой варварской страны». Бросился на колени со словами: «Москва нас погубит!» Наполеон успокаивал: «Мы отдохнем… а потом я решу, идти на Москву или на Петербург». Он думал встать в Смоленске и весной 1813‑го продолжить войну. Но решил идти на Москву, а уже там предложить царю мириться.
Сражение за Смоленск 16–17 августа. Город опоясывала каменная стена длиной 6,5 километра, высотой до 19 метров, толщиной более 5 метров, 17 башен. Но внутри он был почти весь деревянный. Два дня шли бои: град ядер и бомб французской артиллерии, от которых начались пожары, потом жестокая рубка у крепостных стен. Получив приказ отступить, наши взорвали пороховые склады и подожгли дома. Когда войска маршала Даву вошли в Смоленск, это был «покрытый трупами пылающий ад». Из 2,5 тысячи домов уцелело не более 350, трупы людей и лошадей по всем улицам, стоны тысяч оставленных раненых.
Тактика выжженной земли. Крестьяне если не партизанили, то уходили с добром, сжигали поля и амбары с зерном, травили колодцы. Разрушился главный принцип Наполеона: «Война должна кормить армию». За месяц из‑за болезней, жары, переутомления, нехватки воды и еды его армия потеряла 135 тысяч человек — едва ли не больше, чем за пять лет войн в Европе. Солдаты занялись грабежами, было до 50 тысяч мародеров. Их расстрелы мало помогали.
«Сражение при Смоленске». Французы входят в горящий город. Офорт середины XIX века.
Кутузов. Терпение российских вельмож лопнуло: по настоянию дворянства Барклая отстранили от должности главнокомандующего и назначили 67‑летнего Кутузова. Он принял войска в Царево-Займище 29 августа. Солдаты радовались. Жители Москвы тоже были в восторге от известия. Говорили, что «всё спасено, так как во главе армии поставлен человек не с немецким именем».
Бой за шевардинский редут — пролог бородинской битвы. Когда Кутузов определил, что лучшее место для главного сражения у деревни Бородино, анализ позиции показал, что слабое место — на левом фланге. (Это помог выявить Барклай де Толли.) Потом именно туда и ударили главные силы французов.
Решили построить редут (земляное укрепление) у деревушки Шевардино. Кроме усиления фланга это давало выигрыш времени для перегруппировки войск и постройки других укреплений (редут специально выдвинули на 1300 метров от главных сил).
Подступы защищали 12 тысяч пеших и конных войск и 36 орудий. Командовал 33‑летний генерал Андрей Горчаков (кстати, начал службу в 14 лет).
«Атака Шевардинского редута». Литография по рисунку Николая Самокиша, 1910 г.\
Пятиугольный редут строили на естественном холме. Почва оказалась каменистой, поэтому носили мешками пахотную землю с полей. Бруствер должен был быть с человеческий рост, но за сутки успели поднять лишь на 90 сантиметров.
5 сентября Наполеон бросил на группировку Горчакова 30‑35 тысяч бойцов и обстреливал редут 186 орудиями. Рубка шла весь день (Кутузов в письме жене назвал Шевардино «адским делом»), и только к семи вечера французы захватили укрепление. Багратион бросил туда дивизию гренадеров, и к 21:00 наши опять взяли редут. Но около полуночи по приказу Кутузова все отошли назад. С обеих сторон погибло примерно по 6 тысяч человек.
Приехавший потом Наполеон распорядился убрать эти 12 тысяч тел и рядом с редутом устроил свой командный пункт для предстоящего сражения, которое вошло в историю как Бородинское.
Выпуск издания осуществлен при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Подготовил
Игорь Романенко
Глава 1. Москва перед захватом: К 200-летию победы над Наполеоном
Глава 3. Вторжение врага
