Истории

Юристы во власти или власть юристов

Гляжу на юристов в высших эшелонах власти и юристов, которые их обслуживают, и не устаю удивляться. Мы вроде бы учились по одним и тем же учебникам, в одних и тех же университетах. При этом совершенно по-разному трактуем законы

Сразу оговорюсь: на тему, о которой пойдёт речь, я не проводил глубокого расследования и даже не собирался обращаться с вопросами к товарищам из компетентных органов. В их распоряжении – намного более мощные ресурсы, чем в моём. Захотят – ответят.

Приведённые сведения любой желающий может легко дополнить, уточнить, оспорить… В любом случае, буду только рад. Самая жестокая полемика куда лучше могильной тишины информационного вакуума и, как следствие, – общественного равнодушия.

А пока…

Есть такой неугомонный правдоискатель Михаил Золотоносов. Один из, может быть, наиболее ярких его подвигов – выигранный суд о снятии грифа «Для служебного пользования» с «Типового положения о порядке рассекречивания и продления сроков засекречивания архивных документов». Эдакая была инструкция о тайнах, в лучших советских традициях сама превращённая в тайну. Снятие ограничительного грифа с подобного документа – действительно, серьёзное достижение. К тому же, доселе небывалое в нынешней России.

Очередную битву Золотоносов затеял из-за того, что в архиве ему выдали запрошенные документы, но закрыли в них один-единственный лист. Документы полувековой давности касались бывшего парторга Ленинградской писательской организации по фамилии Мирошниченко. Личность, на мой взгляд, малопочтенная, чтобы не сказать больше, безжалостный истребитель «врагов народа»… то есть, яркая и характерная фигура для прекрасных советских лет.

Известно, что лист, который Золотоносову не выдали – партийная характеристика на Мирошниченко, написанная в 1965 году. Известно и то, что в ней сказано. Но дело не в этом, а в мотивировке отказа в рассекречивании. Юристы-архивариусы сослались на федеральный закон «Об архивном деле в РФ», где в части 3 статьи 25 указано: «Ограничение на доступ к архивным документам, содержащим сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни, а также сведения, создающие угрозу для его безопасности, устанавливается на срок 75 лет со дня создания указанных документов».

Мотивировка звучит смешно, ведь речь идёт не о письме высокопоставленного коммуниста к жене или любовнице, не о дневниковых записях и даже не о завещании, а об официальном документе, который обсуждался на заседании парторганизации, был подписан секретарём партбюро, представлен в те самые компетентные органы и ещё много, куда… То есть, с документом ознакомилась туча разного люда, и никакой тайны он собой не представлял.

Можно было бы не уделять столько внимания играм в секретность под предлогом охраны несуществующей личной и семейной тайны гражданина Мирошниченко, если бы не гораздо более серьёзные «звоночки».

27 октября в Институте Региональной Прессы (ИРП) за круглым столом обсуждались действительно мрачные прецеденты: оказывается, боданием публицистов с архивариусами дело не ограничивается, переходя в суровую область уголовного права.

Учёный Михаил Супрун исследовал документы о спецпоселениях в Архангельской области, куда после Великой Отечественной войны отправляли репатриированных немцев. Перелопатил он в общей сложности личные дела около пяти тысяч человек. И вдруг – после доноса ассистентки-дипломницы и оживления товарищей из органов – оказалось, что Супрун нарушил статью 137 Уголовного кодекса. Вернее, нарушил неприкосновенность частной жизни граждан, да ещё с использованием своего служебного положения. А это по упомянутой статье карается «штрафом в размере от ста тысяч до трёхсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до двух лет, либо лишением права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью на срок от двух до пяти лет, либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до четырёх лет с лишением права занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью на срок до пяти лет».

В просторечии это называется – мордой об стол. Некогда чекисты репрессировали людей, загоняли в архангельские спецпоселения и старательно документировали свою деятельность. А теперь наследники тех чекистов обвиняют Супруна, который изучает документы, в нарушении частной жизни репрессированных. Интересно, что такие дела вообще-то находятся в юрисдикции МВД, однако именно сотрудники ФСБ проводили оперативную работу на этапе следствия, а потом активно помогали в этом суду.

Потрудились они на славу. Правда, из тысяч несчастных удалось уговорить обратиться в суд всего полтора десятка человек, и лишь семеро в конце концов явились в суд. Само собой, подтвердить то, что чекисты именно уговаривали мнимых потерпевших – затея сложная. Но согласитесь, когда малограмотные сельчане одновременно пишут заявления, как под копирку, и оперируют сложными юридическими терминами – это наводит на вполне очевидные мысли. Тем более, несколько истцов в последний момент устыдились и судиться не захотели.

Вокруг самих понятий «частная жизнь» и «семейная тайна» страсти кипят давно, хотя и незаметно для массовой публики. Есть проблема: де-факто эти понятия существуют, но де-юре отечественным законодательством не определены. Казалось бы, самое время Конституционному суду, который торжественно отмечает своё 20-летие, внести ясность в спорный и важный вопрос. Однако и тут есть закавыка.

По существующему положению, в Конституционный суд нельзя обращаться до тех пор, пока оспариваемая норма не применена судом и не использована при вынесении приговора, вступившего в законную силу. Попросту говоря, надо сперва сесть в тюрьму из-за несовершенства закона, чтобы иметь основания обратиться в Конституционный суд с претензией.

Собственно, этот путь и выбрали Михаил Супрун с адвокатом Иваном Павловым. Они желают, чтобы уголовное дело было доведено до конца – до обвинительного приговора. Справедливости ради: Супрун ничем не рискует, поскольку чекисты слишком долго раскачивались и срок давности истёк. Однако позиция защиты «чем хуже, тем лучше» сохраняется. Ведь если будет принято решение о виновности Супруна – появится основание для обращения в Конституционный суд. Потом это обращение, быть может, будет принято к рассмотрению; потом, быть может, какая-то ясность всё же появится…. Когда-нибудь. А до тех пор частная жизнь и семейная тайна – понятия резиново растяжимые, и подверстать под них можно едва ли не всё, что заблагорассудится.

Сказано уже достаточно для того, чтобы начать задавать вопросы: а зачем чекистам нужен опыт подобных уголовных дел? Зачем неадекватно серьёзные силы и средства тратятся на прозаические с виду дела, на топорные юридические конструкции? Почему частной жизнью и семейными тайнами столь усердно занимается именно ведомство госбезопасности, а не обычные следователи?

Запомним эти вопросы – и обратим внимание ещё на одну ситуацию, которую обсуждали в ИРП. Там всё совсем плохо. Вкратце и без лишних деталей, которые при желании легко найти в Интернете, история такова.

Во второй половине 1990-х годов, которые не без оснований устойчиво именуют «лихими», молодой энергичный инженер Игорь Решетин – выходец из семьи учёных – поставил себе задачу государственного масштаба: не допустить утечки мозгов и технологий из России. Он создал предприятие, которое находило возможность использовать накопленный научный потенциал и платить достойные деньги учёным в те поры, когда зарплата ректора петербургского ВоенМеха составляла 90 центов (!) в день. Решетин сумел сделать невозможное; более того, он заинтересовал своими разработками прижимистых и ушлых китайцев.

Поскольку речь шла о высоких технологиях, на каждый шаг требовались согласования – их тщательно собирали в течение двух лет. Соответствующие государственные структуры санкционировали контракт с китайцами, и Решетин исправно выполнял этот контракт. Когда же последний отчёт, сделанный российскими учёными, был передан китайской стороне, а сделка перешла в фазу получения больших и «длинных» денег, Решетину предложили передать дела организации, занимающейся вооружениями. То есть, попросту говоря, отдать бизнес товарищам из органов: уже пришло начало 2000-х, когда они бурно занимали ключевые государственные посты и делили между собой экономические ниши.

Увы, Решетин не понял, что это было то самое предложение, от которого невозможно отказаться – в полном соответствии с мафиозной доктриной. Он рассудил так: если документы у него в порядке и пять лет работы под пристальным контролем государственных структур, в первую очередь ФСБ, прошли как по маслу, его предприятие сможет прекрасно работать и развиваться без участия менеджеров в погонах.

Наивный Решетин ошибся, и на свет, откуда ни возьмись, появилось уголовное дело о продаже за рубеж технологий военного назначения. Но даже особо тяжкая статья, которая светила предпринимателю, его не вразумила. Начались экспертизы с участием ведущих российских учёных, которые в один голос признали: технологии, с которыми работает Решетин, военными не являются.

Экспертные и экспортные комиссии, состоящие из профессионалов высочайшего класса, признали открытой всю информацию, которую Решетин передал китайцам. Могучий «Роскосмос», интересов которого касался экспорт в Китай, тоже подтвердил: лицензирование не нужно.

Карательная машина не торопилась. Два года, пока офицеры ФСБ готовили смертельный удар, Решетин работал, продолжал выполнять условия контрактов, ежемесячно бывал в заграничных командировках – то есть, жизнь его была нормальной настолько, насколько вообще может быть нормальной жизнь подозреваемого в особо тяжком государственном преступлении, который испытывает постоянно усиливающийся прессинг.

Кстати, два года в статусе подозреваемого – случай уникальный даже для нашей страны. За это время Решетин вместе со своей компанией пережил самые изощрённые ревизии, самый въедливый аудит… Вердикт проверяющих был один и тот же: всё чисто и даже лучше, чем положено.

Полковник, который вёл дело, собрался его закрывать: нет же ничего на Решетина. То есть, совсем ничего! Однако из крепких чекистских объятий ещё никто не уходил. Полковника от дела отстранили, и на его место пришёл ретивый капитан ФСБ, который принялся рыть землю с феноменальным усердием. Это усердие потом отметил суд, который (вы только вдумайтесь!) аж пять раз выносил постановления о незаконности действий нового следователя. Не какой-нибудь европейский, а наш суд! Причём пытки были в списке не единственным нарушением.

Мы помним, как для легализации покупки активов «Юкоса» была создана компания «Байкалфинанс», спешно накачанная миллиардами долларов – и так же стремительно исчезнувшая после выполнения поставленной оперативной задачи. Но ещё раньше тот же трюк отработали на Решетине. Чекисты поменяли экспертов на своих коллег: форсированным порядком была создана и мгновенно лицензирована специальная структура, которой поручили заново провести экспертизу по делу Решетина. Новоявленными экспертами стали полковники из органов, которые, поднатужившись, объявили технологии пусть и не военными, но – имеющими двойное назначение. Предыдущие выводы именитых учёных были просто выброшены за ненадобностью. Смех научного сообщества действия не возымел.

А Решетину скоро стало совсем не до смеха. Спустя два года вялого течения дела, на его квартире в городе Королёв провели спецоперацию ФСБ. Как полагается, по-киношному: с автоматчиками в масках, с оцеплением округи… Видно, сами чего-то очень боялись. Дом перевернули вверх дном, а Решетина скрутили, заковали в наручники и увезли в Москву, где допрашивали целые сутки, а потом бросили в камеру. Обычный приём: напугать человека до смерти, заставить в шоке оговорить себя и, самое главное, отдать вожделенный бизнес.

Решетин и в застенке остался верен себе: держался стойко и независимо, вины не признал, отдавать бизнес рейдерам отказался. Тем самым подписал себе приговор – одиннадцать с половиной лет строгого режима. После обжалования срок скостили до одиннадцати лет ровно. На сегодня шесть из них Решетин уже отсидел, не переставая бороться.

Эксперты от ФСБ нашли очень интересную формулировку. При всём желании не имея возможности подтвердить военный характер или хотя бы двойное назначение технологий Решетина, объявили их «имеющими направленность». То есть, представим себе, например, что в экспертном заключении сказано: «Переданная информация имеет направленность на использование в расчётах траекторий баллистических ракет, несущих в головной части ядерный заряд для наиболее вероятного поражения наземных целей». Любой судья придёт в ужас, испытает справедливое негодование, усмотрит признаки преступления по статье 189 УК РФ и осудит виновного по максимальной строгости.

Кому придёт в голову, что сказано это про второй закон Ньютона, который проходят в школе и который используется в уравнении движения для любой механической системы, не только ракет? Кто поймает за руку лукавых экспертов?

Редкий случай, но в деле Решетина к судье и претензий-то быть не может. Физика – не судейский конёк. Не помогли ни прежние заключения профессиональных экспертных и экспортных комиссий, ни полный комплект согласований и безукоризненная документация, ни пять судебных постановлений о пытках и других незаконных действиях следователя. Одиннадцать лет строгого режима, и точка.

Что же связывает эти три разных дела: о закрытом от Золотоносова листе в архиве, о суде над Супруном за нарушение личной и семейной тайны – и о суде над Решетиным за государственное преступление? Снова всплывают уже заданные вопросы: зачем всё это надо структуре, которая ничего не делает без веской причины? почему на наших глазах такие процессы формируют систему?

Похоже, происходящее – свидетельство создания ноу-хау для ФСБ. И сочетание «ноу-хау для ФСБ» достойно быть вынесенным в заголовок статьи.

С одной стороны, отработан механизм захвата успешного бизнеса, когда многолетняя черновая работа выполнена и пришло время стричь купоны. Упрятать за решётку несговорчивого владельца – дело техники, которая отточена до совершенства. Смышлёную жертву допускают к святая святых, не мешают строить прибыльное предприятие, методично обкладывают со всех сторон – и в нужный момент захлопывают ловушку. Для этого есть юристы, у которых закон – что дышло. Механизм работает идеально и бесперебойно. Спасения нет и не может быть, примеров тому достаточно.

А ещё юридическая подготовка учит действующих и бывших юристов (хотя бывших, как мы знаем, не бывает) хорошенько прятать следы. И как раз для этого нужно сделать архивы недосягаемыми для досужей публики. Закрыть тот или иной документ под предлогом государственной тайны – не всегда удобно и всегда муторно: сколько лет пришлось провозиться с Решетиным, на какие ухищрения и нарушения закона пришлось пойти! Зато едва ли не любую бумажку можно объявить содержащей информацию о частной жизни гражданина или сведения, создающие угрозу для его безопасности.

К тому же дела о гостайне рассматривает областной суд, а чем выше уровень, тем – хотя бы в теории – свободнее судьи. Дела же о личной тайне подсудны на районном уровне, где намного проще управлять процессом. Словом, очень удобная юридическая норма! Кто теперь узнает, как упекли Решетина? Засекретили всё, что надо, и концы в воду – минимум на 75 лет. А там, как говорил Ходжа Насреддин, или ишак сдохнет, или падишах…

Власть прибирает к рукам не только любой хоть сколько-то успешный бизнес, но и монополизирует право на информацию, закрывая её источники, объявляя её секретной. Не зря ведь сказано: «Кто владеет информацией – владеет миром».

Один из адвокатов за круглым столом в ИРП посетовал: «Гляжу на юристов в высших эшелонах власти и юристов, которые их обслуживают, – и не устаю удивляться. Мы вроде бы учились по одним и тем же учебникам, в одних и тех же университетах, у одних и тех же профессоров… При этом совершенно по-разному трактуем законы и вообще живём совершенно разной жизнью, в разных мирах!»

С теми юристами большинство народу в нашей стране живёт разной жизнью и в разных мирах. А что касается явной однобокости этой статьи…

У Козьмы Пруткова есть забавный афоризм: «Единожды совравши, кто тебе поверит?» Если соврали те, чью сторону я принял и на чьи соображения ссылался – грош цена будет нашим следующим выступлениям. Но если правда за нами, а врут юристы у власти, во власти которых мы находимся – пора уже, наверное, оценить их по заслугам.

share
print