Автор романа, посвященного лицеистам – о детище великих реформаторов, российских чиновниках и Путине в Царском Селе.
Приятель прислал на телефон короткое сообщение: «Путин в Лицее».
По поводу городских магистралей, наглухо перекрытых для проезда слуг народа, и насчёт тучи услужливых жирных гаишников, самозабвенно козыряющих проносящемуся начальству, я два дня плевался активнее многих. А что прикажете делать, когда в паре минут езды от дома тебя намертво запирают в получасовой пробке, и в машине у тебя плачут маленькие дети? Теперь, значит, придворные всей кавалькадой покатили в Царское Село… На культурку потянуло?
Впрочем, понятно, что дело в другом. Наступило 19 октября, самому известному в России (после попсовой группы девочек-мажорок) Лицею сровнялось 200 лет, а Пушкин – по-прежнему «наше всё»! Очередной фетиш, очередная красивая поза отца нации перед электоратом. В церковные праздники ему полагается стоять со свечкой, истово креститься и класть поклоны под прицелом телекамер, а теперь пришло время благоговеть в лучах «солнца русской поэзии».
В массовое сознание продолжает вдалбливаться слащаво-лубочная картинка: император Александр Первый создаёт в фешенебельном столичном пригороде некий Лицей специально для того, чтобы из Москвы туда привезли кудрявого маленького афророссиянина, и чтобы три десятка безликих однокашников-статистов на протяжении шести лет полировали его нимб, не отлучаясь даже по нужде. Комплект убогих стереотипов для стада: дважды два – четыре, фрукт – яблоко, поэт – Пушкин…
Скучно. Так же, как рассчитанные на зомбированную толпу программные речи, твиттеры, амфоры, танцы с одноклассниками, конные прогулки топлесс и прочее. Скучно, бездарно и лживо.
Что двести лет назад, что сейчас проблемы в стране одинаковые. Только основные наши беды – всё же не дороги и не дураки: с ними иной раз что-то удаётся сделать. Главная и по-прежнему неразрешимая проблема России – чиновники! Чиновничье воровство и волокита. Глубоко эшелонированная оборона, которую заняли во всех структурах государственной власти жулики и воры, связанные круговой порукой.
Потому и появился Лицей – как отчаянная попытка вырваться из обычаев времён Золотой Орды и ещё более давних; попытка спасти страну из многовекового плена зажравшихся потомственных чиновников-казнокрадов. Лицей создали, нынешним языком говоря, как элитную придворную школу, и сделали закрытым специально для того, чтобы оторвать ещё неиспорченных 10-летних мальчиков от прогнившего общества и воспитать принципиально новое поколение – не жадных ленивых мздоимцев, а современных топ-менеджеров и юристов. Чтобы вдали от попов-идеологов и циничных «старых кадров» обучить молодых людей по самым высоким мировым стандартам – и доверить им реализацию плана всеобщего преобразования России.
Один из самых светлых умов того времени, Михаил Сперанский, при благоволении государя разработал невероятные реформы: доступ детям из разных сословий в гимназии и университеты, замена самодержавия конституционной монархией, появление выборной Государственной думы, выборность судей вплоть до Сената, передача правительству исполнительной власти, революционные экономические новшества…
Начало реформ оказалось бодрым и недолгим. Реформы сокрушила самая неодолимая армия в мире – армия чиновников. Взятки и «откаты» придумали не сегодня, а «рука руку моет» и «ворон ворону глаз не выклюет» сказано совсем уже в незапамятные времена.
В безвыходной ситуации император согласился на предложение Сперанского и его сподвижника Малиновского, под началом которого вместо никчёмной, хотя и лоббируемой на самом верху, школы фрейлин в Царском Селе появилась закрытая школа будущей государственной элиты.
Не откажу себе в удовольствии процитировать собственный роман «1814/Восемнадцать-четырнадцать», который лёг в основу одноименного фильма, посвящённого первым лицеистам.
«В правах и преимуществах своих Лицей совершенно равнялся с российскими университетами. Но был притом не пансионом, не училищем и не университетом, а всем вместе. Пансионом потому, что жить предстояло воспитанникам на всём готовом; училищем потому, что не было в нём переростков, а университетом – потому, что для обучения пригласили профессоров.
Три первых года в начальном курсе лицеисты изучали предметы старших классов гимназии – языки русский, латинский, французский и немецкий, и математику – от азов до тригонометрии.
Читали недорослям историю с географией, обучали чистописанию, рисованию, танцам, фехтованию, верховой езде и плаванию.
За три года в старшем курсе воспитанникам надлежало проштудировать основные предметы трёх факультетов университета: словесного, нравственно-политического и физико-математического.
Помимо директора, к воспитанию тридцати недорослей определены были семь профессоров, два адъюнкта, священник, шесть учителей изящных искусств и гимнастических упражнений, три надзирателя и три гувернёра.
Обихаживали будущих надежд государства российского – врач, два парикмахера, бухгалтер, швейцар и пять писцов. На подхвате – дядьки, сторожа, кухарки, прачки…».
Можно добавить, что французскому языку в Лицее учил де Будри, родной брат Марата – одного из руководителей Великой Французской революции. И это не коробило российского императора! А музыку первым лицеистам преподавал и песни на их первые стихи сочинял де Фергюсон – между прочим, однокашник Моцарта и Бетховена…
Но не стихи писать учили в Царском Селе, а давали блестящее образование широчайшего диапазона. Не Пушкина здесь пестовали, а воспитывали плеяду надежд российского государства – тех, от кого ждали радикальных перемен в стране и в мире. Поэтому император не жалел денег и результатов хотел реальных, а не показных.
В Царском Селе растили не послушное стадо, а индивидуальности, неповторимые личности. Иначе – чего уж проще? Вывезли бы мальчиков на какую-нибудь турбазу, за пару недель отселигерили хорошенько, научили ходить строем и голосовать правильно – вот и вся наука.
Условия в Лицее были казарменными, спрос с учеников – строгим, объём наук – колоссальным, уровень преподавания – высочайшим, ритм жизни – жёстким. Каникулы? Месяц в году. Встречи с роднёй? По редким праздникам, так что большинство мальчишек не видели свои семьи по нескольку лет. Основное, с раннего утра до поздней ночи – учёба, общение, спортивные занятия, и снова учёба, учёба, учёба…
Конечно, слишком велика Россия для того, чтобы несколько десятков и даже сотен лицейских выпускников могли радикально изменить ситуацию, вытеснить из сферы государственного управления всех жуликов и воров. Однако…
…однако за сто с лишним лет существования Лицея, а он закрылся только после Февральской революции 1917 года, среди выпускников царскосельской школы блистали в первую очередь военные и гражданские чины. Многим из которых лицейское образование не только не мешало, но и помогало стать вдобавок выдающимися деятелями культуры.
Пушкин-то, между прочим, по выпуску из Лицея тоже был чиновником, пусть и плохим – его направили в Министерство иностранных дел. Однокашник его Горчаков пошёл по той же чиновничьей линии – но, в отличие от своего нерадивого тёзки, сделал головокружительную карьеру: служил четырём государям и четверть века занимал государственный пост №1 – был канцлером Российской империи. «Рыцарем пера и чернильницы» называл его подчинённый, поэт и дипломат Тютчев.
Горчаков не раз перекроил карту мира, а разработанная им новая модель дипломатической службы оказалась практически совершенной и в основе своей не меняется уже полтораста лет.
Чиновником был наипервейший лицейский поэт Дельвиг, позже ставший известным книгоиздателем. Военным был и до последних дней остался Данзас, кавалер наградного золотого оружия и герой кавказских войн. В Рязани и Твери помнят своего губернатора, лицеиста более поздних времён Салтыкова-Щедрина, но в памяти народной он остался несравненным памфлетистом и острейшим российским сатириком. Лицеист Петрашевский в литературе следа не оставил, зато существенно испортил жизнь и биографию писателю Достоевскому, которого подвёл под уголовную статью. Лицеисту Замятнину, ставшему министром юстиции, Россия обязана юридическими реформами и появлением суда присяжных…
Всё это в прошлом.
В прошлом остались молодые люди, которые годами готовились к подвигу во славу своей великой страны, не стыдились называться чиновниками и могли подписаться под словами, пусть и не в Лицее сказанными: «Это банально, но суть вот в чём: тебе тогда будет хорошо, когда ты сам будешь хорошим. Хорошим? Вернее сказать, честным. Не по уголовному кодексу честным – я могилу могу ограбить, медяки с глаз у мёртвого снять, если деньги нужны, чтобы скрасить жизнь, – перед собой нужно быть честным. Можно кем угодно быть, только не трусом, не притворщиком, не лицемером, не шлюхой – лучше рак, чем нечестное сердце. И это не ханжество. Простая практичность. От рака можно умереть, а с этим вообще жить нельзя».
Оказывается, очень даже можно. Честность нынче не в почёте, зато притворство и лицемерие – во весь телеэкран, и шлюхи стали кумирами миллионов.
Последних учеников и преподавателей Лицея – всего около 150 человек – расстреляли в 1925 году коллеги нынешних руководителей государства. Дело так и называлось – «делом лицеистов». ГПУшники вменяли в вину фигурантам то, что они собираются каждый год 19 октября, что-то больно умно говорят, да ещё заказывают молебен в честь всех лицейских, среди которых – члены императорской фамилии.
Сегодня собираться 19 октября можно без опаски, близостью к дому Романовых положено гордиться, город Пушкин снова предпочитают называть – Царское (!) Село, и даже самый главный не преминул посетить Лицей по случаю двухсотлетия. Наверняка вернулся одухотворённым. Так что детище великих реформаторов и школа великих талантов, инкубатор для истребителей жуликов и воров даже после разгрома чекистами продолжает исправно служить своей стране.
Спасибо тебе, Лицей!
С днём рождения!
