«Вы вообще думаете, когда пишете?» – строго спросила меня помощник районного прокурора. Я немного ошалела от такого начала беседы.
Мне было неловко признаться, что я иногда думаю, даже когда не пишу. В данной ситуации это могло показаться неприличной роскошью.
Из всех написанных мною колонок (около 250) «Мода на деловую колбасу» («МР», 30 мая 2008 года) мне казалась самой невинной. Однако именно из-за нее меня вызвали в прокуратуру и обвинили в пропаганде экстремизма.
Речь шла о моде казаться дико деловыми и востребованными. Помимо прочего, там был такой пассаж: «В принципе, в этой моде нет ничего ужасного. Не хуже проколотого пупка, лучше сапог со стразами или выбритой на затылке свастики».
Почуяли, откуда надвигается опасность? Вопросы прокурорского работника сыпались, как из рога изобилия: «Что это за заголовок такой? Я его не понимаю… А выражения? Тусовщица, колбаса! О великий, могучий русский язык!»
Я начала думать, что по ошибке забрела на собеседование в Пушкинский дом, но внезапно мы подошли к сути: «Вы что, не знаете, как главный редактор, что не должны писать о таких вещах?» – «О каких?» – «Вы ставите стразы наравне со свастикой! Интересные у вас мысли. Что вы имели в виду?»
Теперь я почувствовала себя, как в кабинете Мюллера: «Я имела в виду только то, что написала. И, честно говоря, не вижу смысла в этом разговоре».
«Ах, вы не видите смысла в работе прокуратуры?» – неожиданно присоединилась к нам женщина, сидевшая у окна.
Пару дней назад из детского магазина были изъяты диски с мультиком «Зона 88» – про приключения японского летчика. В двух восьмерках прокуратура усмотрела фашистские намеки. Поэтому смысл в работе прокуратуры я увидела. И явно не по делу влезла со своими стразами.
«Ваши фразы носят осмысленный характер?» Тут я почувствовала подвох, но решила даже под страхом смертной казни не сознаваться в собственном скудоумии.
«А ваши читатели, те, которые носят сапоги со стразами, они вас понимают?» К этому моменту я начала ненавидеть слово «стразы» не меньше, чем слово «свастика», и, как собака Павлова, усвоила – ни то, ни другое произносить вслух нельзя.
Дернувшись в последнем порыве независимости, я попросила показать мне закон, в котором все это написано. На что получила: «Ничего мы вам показывать не будем». И на сладкое: «Надо подстраиваться под правоохранительные органы».
Когда я попросила копию объяснительной (прокурорский работник записывала за мной как Левий Матвей), мне отказали: «Нет, потому что вы так себя вели!»
