В 1991-м году сотрудники правоохранительных органов и защитники Мариинского дворца были по одну сторону баррикад.
Администрация Петербурга не согласовала проведение митинга на Исаакиевской площади, посвященного 19-летию ГКЧП. По мнению чиновников, он мог помешать проходу депутатов и сотрудников Законодательного собрания во дворец. (Для справки – у ЗакСа сейчас каникулы, практически никто из депутатов в Мариинском не бывает, да и у сотрудников – сезон отпусков. Но в Смольном, видимо, об этом не знают и искренне считают, что парламентарии и весь аппарат до позднего вечера сидят на рабочих местах).
Организаторы митинга запрет проигнорировали – впрочем, мероприятие прошло спокойно. Омоновцы наблюдали за собравшимися из автобуса, но ни разгонять, ни задерживать их не стали. В 1991-м году сотрудники правоохранительных органов и защитники Мариинского дворца были по одну сторону баррикад. Больше того, они строили их вместе… …
Ночь с 20 на 21 августа – девятнадцать лет назад. В Москве танки двинулись к Белому дому. К Ленинграду тоже, вроде бы, начали двигаться войска. Что будет – не знает никто. Все, что можно было сделать – уже сделано, сейчас остается только ждать.
В Синем зале Мариинского дворца дремлют ОМОНовцы. На лестнице курит их командир. Мы со знакомыми депутатами пристроились за столом, и пьем крепкий чай. «Командир, может, к нам присоединишься?» - спрашивает кто-то. Присоединяется, берет кружку.
Депутатов, пришедших во власть с оппозиционных митингов (которые во второй половине 80-х разгоняли, и весьма жестко), слегка потряхивает, но весело так потряхивает…типа «Вот, если бы мне еще лет пять назад кто-то сказал, что я буду чай с ментами пить, оскорбился бы смертельно». А сейчас мы в одной лодке, которая неизвестно еще, куда выплывет. Милиция защищает закон – и нас. И нервы у всех на пределе, и мы травим байки, чтобы сбить напряжение.
Через несколько минут по громкой связи объявили, что в Москве открылось экстренное заседание Верховного Совета, и танки остановились. И наш командир ОМОНа вместе с председателем Ленсовета и депутатами вышел на балкон Мариинского дворца, и над площадью заиграл гимн великому городу, а когда музыка смолкла, собравшиеся там люди начали их приветствовать…
Где-то дней через десять снимали красный флаг со Смольного. Деятельность обкома КПСС уже была приостановлена, а мэрия в колыбель революции еще не забралась. Мы, в сопровождении молоденького милиционера, шли по абсолютно пустым коридорам. Поднялись на крышу, приспустили флаг, и увидели, что он намертво пришит к веревке. От полной безнадеги я попыталась отрезать полотнище маникюрными ножницами, случайно оказавшимися в сумочке, но дело было ясно гиблым.
«А у меня нож есть», - застенчиво улыбнулся сотрудник правоохранительных органов. С этой минуты он был уже не свидетелем, а непосредственным участником действа. Полотнище было отрезано, аккуратно сложено и передано коменданту «на вечное хранение». (Интересно, кстати, действительно ли его сохранили?). А оставшуюся на веревке «ленту» разрезали, и каждый из нас, включая милиционера, который тоже стал одним из нас, взял себе на память по кусочку…
Сегодня эти воспоминания кажутся чем-то нереальным – как будто из другой жизни. Впрочем, то, что мы видим сейчас, девятнадцать лет назад тоже показалось бы кошмарным сном…
