То, что я скажу, я не могу доказать фактами. Но никто это не сможет и опровергнуть.
В борьбе с любым серьезным террором есть несколько уровней. Есть работа «здесь и сейчас», когда, например, участковый навещает шаверму Махмуда, чтоб проверить, нет ли там чего подозрительного. Или когда организуют рейды по рынкам или подвалам, о чем потом сообщают все СМИ.
Не открою Америки, если скажу, что есть и подводная часть айсберга. Это деятельность спецслужб, которая проходит под грифом «совершенно секретно», а зачастую и под грифом «государственная тайна». Речь идее об интеграции в ряды боевиков, о секретных политических переговорах. Спецслужбам прекрасно известно, кто стоит за лидерами террористов, какого рода это люди и с кем в данный момент продуктивнее вести диалог.
Принять решение, о том, что террора больше не будет, невозможно – слишком глобальное это явление. Но корректировка его возможна. И именно это, с моей точки зрения, объясняет, почему не взрывают Петербург.
Когда произошла вспышка терроризма, а это случилось в самом начале правления Путина, было принято решение договориться с теми, кто влияет на руководство террористами. Очевидно, что это решение никогда не было облечено ни в какую письменную форму, и неизвестно, кто за ним стоит – Путин, Патрушев или кто-то другой. Но уговор «Питер не трогать» действует до сих пор.
Почему? Все больше питерцев приходили в управление страной, все больше связей – семейных, деловых, эмоциональных, на худой конец, протягивалось между Кремлем и городом на Неве. Я не исключаю даже налета сентиментальности. Кому, например, нужен музей Ленина в Симбирске? Да никому, но не трогают – память все-таки.
Другое дело, что пожелать не сложно. Воплощение – вот проблема. Для этого нужны осведомители, агенты влияния и четкое понимание, с кем и о чем можно договариваться.
Приведу пример из своей прошлой, оперативной работы. В Петербург должен был приехать глава МВД, кажется, Великобритании. И мы знали, что он будет передвигаться по Невскому, в том числе и пешком. Накануне я встретился с центровыми, которые тогда контролировали Невский и предупредил: «Малейший инцидент – у вас возникнут сложности, не сравнимые с обычными».
Я понимаю, что это - история совсем другого уровня, но алгоритм тактических договоренностей одинаков во всем мире – и с басками, и с ИРА, и с чеченцами.
Если я прошу: «Давайте не будем трогать это место», - я должен доходчиво объяснить, что будет, если…И путинские «мочить в сортире» или «выковыривать со дна канализации» здесь ни при чем.
Эти заявления – чтоб нам спалось спокойнее, никто после этих тирад не звонит снайперу Васе и не командует: «открывай огонь на поражение». Совсем другие люди просто намекают: «Двоюродный брат, положим, Басаева, не должен отвечать за брата, но у него есть и дети, и бизнес. К нему придут не как к брату. Просто налоговики начнут задавать вопросы».
То же самое происходит и на региональном уровне. В Петербурге есть сильная и авторитетная чеченская диаспора. Они, конечно, не из списка «Форбс», но владеют достаточно серьезным бизнесом и знают, что если в городе что-то произойдет, проблемы неминуемы. Никто не обвинит их в том, что они на себе таскали тротил, но инспекции – а это самое простое – пойдут чередом.
«Мы должны видеть, что вы стараетесь. И если завтра что-то произойдет, а вы не поделились информацией, пеняйте на себя».
Естественно возникает вопрос: почему договоренности работают в Питере и не работают в Москве. Наше счастье, что Питер маленький провинциальный город и наши финансовые потоки просто несравнимы.
