Истории

Приказали отказать

Ускоренные суды над людьми, схваченными ОМОНом на Марсовом поле в День России, шли 13 июня почти во всех районных судах Петербурга. Корреспондент MR7.ru Константин Крылов побывал в роли общественного защитника и понял, что надежды на справедливость в петербургских судах нет.

«1. Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.

2. Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность.

3. Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого».

Конституция РФ ст. 49

Утро в ОВД

День 13 июня 2017 года начался для меня в ОВД № 54 Красносельского района. Около 7 утра я приехал туда вместе с адвокатом, согласившимся на общественных началах (без связи со штабом Навального, «Открытой Россией» или другими политическими организациями) представлять в суде задержанных на митинге 12 марта на Марсовом поле. Накануне мы уехали из этого же участка в четвертом часу утра. Так что, казалось, и не уезжали никуда.

В полиции нам сказали, что клиентов моей спутницы перевели в другое ОВД за номером 74, а уже оттуда повезут в суд. Мы отправились по указанному адресу. Если в первом отделении нам вчера пришлось столкнуться с хамством, руганью и даже выпроваживанием нас из участка, то 74-й отдел изо всех сил старался показать себя образцово. Сотрудники были вежливы, никто и не думал оспаривать наше право на нахождение на территории участка. Что, увы, уже можно было признать большим прогрессом.

Как казалось, день начинался очень удачно. В участке мы встретились с некоей правозащитницей по фамилии Макаренко. Она готовила бланки доверенностей на свое имя на представление интересов задержанных в суде (в административных делах (в отличие от уголовных) защитником может выступать кто угодно, даже не адвокат). Таким образом, у многих людей появился защитник, хотя бы общественный. Передав доверенности задержанным, Макаренко отбыла, обещаясь вернуться. Вторая удача была еще больше. У задержанных включились телефоны. Теперь они могли связаться с моей спутницей-адвокатом и просить ее о защите. Но ордера быстро закончились и подавляющее большинство задержанных все еще оставались без квалифицированной юрпомощи – только с доверенностями на фамилию Макаренко. А этим бумагам, как оказалось, была грош цена.

Как я стал защитником

Если бы можно было бы описать российское правосудие одним словом – это слово было бы «ожидание». Отправки подзащитных моей спутницы в суд нам пришлось ждать более восьми часов. За это время на нас обрушился целый град новостей. СМИ сообщали о судьбе других задержанных – аресты, штрафы, аресты. Надежда сегодня увидеть подзащитных на свободе таяла с каждым часом. Отделаться штрафом казалось для них чудом.

Потом нам стало известно, что сидельцев 74-го участка повезут не в Дзержинский суд – по месту задержания, а в Красносельский. Но главным ударом стал звонок госпоже Макаренко. Раздав доверенности задержанным, вселив в них надежду на хоть какую-то защиту, она посчитала свою миссию по отстаиванию прав выполненной и в суд являться не собиралась. В одну секунду люди остались безо всякого представителя. Этот вакуум пришлось заполнить мне. Таким образом мое положение кардинально изменилось, теперь я стал общественным защитником. И, признаться честно, неожиданно навалившийся груз ответственности придавил меня к земле.

Наконец, спустя целую вечность, мы отправляемся в суд. Добираться в Красное Село (именно там находится районный суд) пришлось на машине одного из родственников задержанных. На ходу я получаю инструкции от адвоката, вырабатываю стратегию защиты, составляю ходатайства для суда. Параллельно ловлю скептические взгляды матери одного из задержанных. И я ее отлично понимаю, я бы себе, на ее месте, тоже вряд ли бы доверился. Но другого выхода у нее не было, и она это прекрасно знала.

Уже без четверти пять мы были у здания суда. Задержанных привезли немногим позже. Но заседания не начинались. Обвиняемых долго держали в автобусе перед судом. И тут нам сообщили еще одну новость. Несмотря на принцип гласности суда, на заседания не велено никого пускать. Только адвокатов и общественных защитников. Глядя на автобусы, переполненные людьми я не понимал, как смогу представлять всех, на кого не хватило ордеров адвоката. К счастью, у суда нас встретили несколько активистов, приехавших поддержать задержанных. Адвокат быстро инструктирует их на тему того, как работает общественный защитник. И после такого «ускоренного курса» у меня появилось несколько коллег-новобранцев.

Право на суд

Заседания начались уже после шести вечера. Происходящее казалось слегка нереальным – шестьдесят человек, сидящих в автобусе без еды и питья несколько часов, суд, статус защитника. Добавляла сюрреализма доска с именами судей – среди прочих здесь значились такие фамилии как Линчевская и Христосова.

Наконец, я оказался в зале заседаний. Моим первым подзащитным стал человек лет тридцати. Его колотило от страха. Он лишь с третьего раза смог выговорить свое имя. Как и всем ему вменяли в вину две вещи – первое, что он якобы участвовал в митинге Навального, второе, что он не повиновался законному требованию полиции – то есть не ушел с Марсова поля, когда из мегафонов было объявлено, что акция не согласована.

Язык моего подзащитного не слушается его самого от страха. Заикаясь, он пытается объяснить, что хотел сходить в кино, но сеанса не было, и он хотел погулять по Марсову полю. Судья обрывает его, объясняя, что суду не очень важно знать про кино, а еще суд просит обвиняемого говорить только по делу. Потом подзащитный говорит, что не слышал никаких требований, да и если бы услышал не принял бы их на свой счет, ведь он просто гулял.

Я спрашиваю своего подзащитного: кто составлял рапорт о его задержании (главное доказательно по его делу), тот же самый человек, что его задерживал или нет? Подзащитный говорит, что не уверен, ведь «мужчина в черном», который его задержал был в каске с зеркальным забралом, а рапорт составляли уже после, и кто именно его составлял, он не знает. Судья возмущается: «Что еще за мужчина в черном»? Мой подзащитный едва не падает в обморок и судорожно объясняет, что не разбирается в ведомствах.

Я прошу вызвать полицейского, составившего рапорт. Ходатайство отклонено. Прошу посмотреть «запись задержания». Смотрим двенадцатиминутное видео митинга оппозиции. Мой подзащитный за все это время ни разу не попал в кадр. Но… суд удаляется, суд возвращается. Итог – рапорт полицейского сомнения не вызывает, по обоим обвинениям задержанного признать виновным. Штраф 10 500 рублей. Я радуюсь, что не арест. Но, судя по лицу моего подзащитного, такая большая сумма штрафа для него тоже не сахар.

В коридоре обмениваемся новостями с адвокатом. Она пытается меня подбодрить. Ей приходится бегать между пятью заседаниями. «В одном деле рапорт составлен неправильно. У меня подзащитная Кузнецова, а в рапорте задержан Кузнецов. Но все равно рапорт признали допустимым доказательством!»

К вечеру обстановка накалилась до предела. Активисты, которые также стали общественными защитниками активно ругались с полицейскими, те отталкивали их и не пускали передавать доверенности на представление интересов в суде задержанным. Дело доходило почти до драки. Некоторые судьи, по словам моих новоиспеченных коллег, не давали заявлять устные ходатайства, а на то, чтобы составить письменные, не давали времени. Кто-то в зале оказался вообще без защитников. Впрочем, итог чаще всего был один – штраф 10 500 рублей. Не важно, был ли адвокат или не был, был общественный защитник или обвиняемый был в зале суда один. Лишь несколько человек получили штраф 2 500 рублей. Уже под вечер я столкнулся с человеком, которому присудили 11 000 рублей штрафа. При этом судья заявила ему, что он должен доказывать свою невиновность. «Ничего себе презумпция невиновности», - подумал я.    

15 минут на правосудие

Уже поздним вечером суд добрался до рассмотрения дел еще двоих моих подзащитных студентов-киношников. Им просто не повезло – в антикоррупционной акции они не участвовали. Даже приехали на площадь задолго до начала мероприятия оппозиции. Им просто хотелось снять массы людей, гуляющих в День России по центру города для своего фильма. Они оказались в кольце ОМОНа и были задержаны. Первое дело на режиссера фильма слушала судья Христосова. С самого начала нам было заявлено, что все стороны обязаны доказывать обстоятельства, на которые ссылаются. В этот момент я волновался особенно. Если у кого-то и были шансы уйти сегодня оправданными, то у этого моего подзащитного и его коллеги звукорежиссера. При нас были документы об аренде съемочного оборудования на 12 число, письмо от вуза, где говорилось, что задержанные снимают фильм, да еще и по заказу Минкульта. И все эти драгоценные доказательства в руках добровольного защитника.

Слушанье длилось 15 минут. Сначала я спросил подзащитного, что он делал на Марсовом поле и знал ли об акции. Тот отвечает, что об акции не думал – они просто хотели снять людей. Тут судья разражается отповедью, мол, а участники незаконных акций не снимают все на видео? Думает ли обвиняемый, что, снимая фильм, нельзя участвовать в незаконной акции? Тут мне становится по-настоящему противно. Если другие судьи в этот день производили впечатления уставших чиновников, которым хочется дослушать все дела до конца поскорее и пойти домой, то наша судья, тридцати с небольшим лет жгучая брюнетка, казалось, получает удовольствие от процесса. 

Я спрашиваю, представился ли задержавший моего подзащитного сотрудник полиции, назвал ли причину задержания? «Нет» на оба вопроса. «А вы можете быть уверены, что рапорт о вашем задержании (вновь это главное доказательство по делу) составлял тот, кто вас задерживал?» «Нет, я уверен, что это два разных человека». Я прошу вызвать составлявшего рапорт – «Отказано». Прошу вызвать тех участниц съемочной группы, которых не задержала полиция, более того, которые подходили к полиции и действия которых не вызвали возражений – «Отказано». Прошу сделать копию квитанции об аренде оборудования на день съемки и приобщить к делу (оригинал мне нужен, ибо следующим пойдет второй участник съемочной группы) – «Отказано». «У нас сломан ксерокс», - с едва заметной улыбкой говорит судья.

Итог – семь минут в совещательной комнате и 11 000 рублей штрафа! Я багровею от злости. И вот последний мой подзащитный направляется – вновь к той же судье! Я думаю заявить ей отвод, но понимаю, что это бесполезно, и может означать лишь увеличение штрафа для моих подзащитных. Все повторяется, как в фильме «День сурка». Даже отповедь! «Какова цель вашего фильма, - спрашивает судья, - вы, правда, думаете, что участие в таких митингах могут изменить ситуацию?» Я не выдерживаю: «Протестую против этого вопроса! Вы спрашиваете о фильме или о митинге? О фильме вам ответят, а в митинге мой подзащитный не участвовал!»

И вновь около семи минут в совещательной и 11 000 штрафа. Я давно не испытывал такой злости.

Но самое обидное было то, что нам еще повезло. Все задержанные уехали из Красносельского суда со штрафами. Наконец получив возможность добраться до ленты новостей, мы читали о приговорах в 10 суток ареста, 14 суток ареста! А у нас все вышли на свободу.

Вот таким получился для нас один день российского правосудия.

          

 

              

share
print