Стулья-розы и диваны-лебеди — причудливая мебель известного итальянского художника и дизайнера на выставке «Сад наслаждений Карлы Толомео» в Шереметевском дворце. Как сюрреалистическая мебельная скульптура связана с Булгаковым и Борхесом, госпожа Толомео рассказала «МР».
«МР»: Черные луны, огромные розы, цветастые носороги и черепахи — как рождаются образы ваших мебельных скульптур?
Карла Толомео: Я люблю животных и литературу. В моем мире на грани больной фантазии они перемешаны. Благодаря моему мужу (Джанкарло Вигорелли — известный писатель, актер, генеральный секретарь Европейского содружества писателей, в 1964 году, в частности, устроивший поездку Анны Ахматовой в Рим для получения премии Этна-Таормина. — «МР»), мы познакомились с Хорхе Луисом Борхесом в 1974-м. Я очень любила его книги. Борхес подарил мне издание своего «Справочника по фантастической зоологии», и его вымышленные существа зажили в моих рисунках задолго до того, как я начала делать стулья. А его «Сад расходящихся тропок» и сейчас здесь: в названии выставки и в экспозиции, в которой есть моя картина с борхесовским лабиринтом. К тому же стул, хоть и самый скромный предмет в обиходе, стоит в центре любого романа: все начинается, когда человек садится, и заканчивается, когда он встает и уходит. Как в жизни.
В русской литературе много абсурда, как и в моем творчестве. Булгаков в уста Воланда вложил фразу: «Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться». Когда я впервые оказалась в Москве и взглянула из окна гостиницы «Россия» на купола Василия Блаженного, то подумала именно так, этими словами.
С Россией ваши скульптуры что-нибудь связывает?
Россия — это наш домашний миф. У нас дома всегда бывали русские писатели и поэты, я знаю из первых уст столько историй, героических и печальных. В русской литературе много абсурда, как и в моем творчестве. Булгаков в уста Воланда вложил фразу: «Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться». Когда я впервые оказалась в Москве и взглянула из окна гостиницы «Россия» на купола Василия Блаженного, то подумала именно так, этими словами.
Как вы, живописец, пришли к работе с мебелью?
Когда-то давно для выставки в Риме, которую курировал мой учитель Джорджо де Кирико, я сделала странную вещь — диван в форме лебедя. Помню, как люди приходили посмотреть на мою живопись, а от дивана шарахались, не понимая, что это за жанр. Тогда я подумала, что эксперимент неудачный. А спустя 20 лет вернулась к нему. В 1997 году мне пришлось отказаться от невероятного контракта с одной из крупнейших лондонских галерей. Это был бы венец карьеры, но ради него я не смогла переехать в Лондон, оставить мужа и больную мать. Вернулась в Милан с чувством, что я не настоящий художник, ведь у творца не может быть долга перед семьей, только перед своим искусством. Мама была в тяжелой депрессии, и я не могла даже выйти из дома, развлекала ее возней со стульями, которые сняла с чердака. И как-то мама предложила мне трансформировать обычный стул. Так все и началось.
Как происходит процесс создания скульптуры?
Я не работаю, я развлекаюсь. Мне кажется, называть мои творения работой — это слишком. Я просто просыпаюсь, иду в студию, рисую, думаю… Никогда не делаю эскизов, все рисунки появляются после того, как та или иная вещь закончена. Толчок для вдохновения — фактура и цвет ткани. Ну и сам стул: у него, как у женщины, должны быть красивые ножки. Поначалу я трансформировала антикварную мебель, но как-то раз, делая серию по американскому заказу, обнаружила, что ее уничтожает древесный жучок. Стулья принесли со склада в теплую студию, жучок проснулся, он съел бы все скульптуры еще до их приезда в Америку. Пришлось за одну ночь заменить всю основу на обычную мебель из магазина. Теперь я стулья делаю сама с помощью коллеги-столяра. Зато мы можем менять их форму и быть уверенными в том, что они совершенно здоровы и не превратятся в труху.
Сейчас принято говорить «прикладное искусство», но мы всегда прикладывали искусство к себе. Я хочу, чтобы на моих стульях сидели, чтобы они старели, рвались — тогда они живые.
На ваших стульях можно сидеть?
Представьте себе Италию. Все стены расписаны великими художниками, дома уставлены шедеврами мебельного искусства, наша керамика выставляется в Эрмитаже. Сейчас принято говорить «прикладное искусство», но мы всегда прикладывали искусство к себе. Я хочу, чтобы на моих стульях сидели, чтобы они старели, рвались — тогда они живые. Если вы живете среди красивых вещей, то становитесь лучше, если женщина надевает красивое платье, то и походка ее становится прекрасней. Красота нас определяет, говорю я в надежде, что мои скульптуры можно считать красивыми.
Но каких интерьеров они требуют?
Четыре стены, этого достаточно. Проблема не в окружающем пространстве, а в восприятии. Поставьте мой стул во главе обеденного стола — вот увидите, рано или поздно на него кто-нибудь сядет. Например, кошка.
До 20 мая
Шереметевский музей: наб. Фонтанки, 34.
70-300 руб.
