Можно ли устанавливать мемориальные доски выдающимся историческим личностям, биография которых небезупречна? Надо ли увековечивать память человека, с именем которого связана одна из самых страшных страниц в мировой истории — блокада Ленинграда?
Открытие памятной доски Карлу Маннергейму на здании Военной академии тыла на Захарьевской улице удивило и возмутило многих в Петербурге, но и как и с мостом имени первого президента Чечни волна общественного мнения ни на что не повлияла. «МР» пытался разобраться, почему.
Доску Маннергейму изготовили и установили на средства Российского военно-исторического общества (РВИО), которое, по меньшей мере, год добивалось особых почестей для генерала русской и финской армии. Место для мемориала выбрано неслучайно: ранее на Захарьевской, 22 находилась церковь святых и праведных Захария и Елизаветы — домовая церковь лейб-гвардии Кавалергардского полка. По соседству, в нынешних корпусах Академии тыла, располагались казармы и манеж Кавалергардского полка, в котором Карл Маннергейм прослужил шесть лет. Всего русской армии он отдал 31 год своей жизни, был дважды ранен во время русско-японской войны, в годы Первой мировой войны командовал легендарной 12-й кавалерийской дивизией, участвовал в Брусиловском прорыве. За треть века за доблесть и отвагу был отмечен едва ли не всеми высшими военными российскими орденами.
16 июня 2016 года с участием главы президентской администрации Сергея Иванова и министра культуры Владимира Мединского состоялось торжественное открытие мемориала. Но почетный караул и праздничные речи не развеяли сомнения противников Маннергейма. Насколько уместна доска с его барельефом в городе на Неве, который осаждала его армия, в стране, против которой он воевал?
Вполне понятна позиция зав. кафедрой истории нового и новейшего времени СПбГУ, доктора исторических наук Владимира Барышникова. «Маннергейм если и был героем, то, конечно, не России, а иного государства. Все его заслуги, которые были связаны с нашим Отечеством, они существовали. Но таких генералов в русской армии было более чем достаточно, и преувеличивать значение одного из них не следует», — заявил уважаемый историк в интервью «Фонтанке».
Историк Лев Лурье, в эфире Би-би-си, а затем и Эхо Петербурга, признал, что участие Маннергейма во Второй мировой войне вызывает у некоторых жителей города отрицательные чувства, но он лично не видит в открытии доски ничего ужасного. «Проблема с Ахматом Кадыровым заключается в том, что он никогда не ходил через Дудергофский канал. А Маннергейм служил в тех казармах. Как бы ни относиться к Маннергейму, это память о том, что происходило, знак истории».
В исторический спор вмешались и политики, наиболее жесткую позицию заняли коммунисты. «Это неприемлемой именно в нравственном отношении. Я — коренной ленинградец, нас еще много осталось в Питере и у каждого из нас кто-то погиб в горькие блокадные дни. Мы должны изгнать Маннергейма из нашего города», — заявил главный коммунист Петербурга Сергей Малинкович. Для него поступок неизвестных, обливших краской памятную доску, понятен, но не приемлем по форме: коммунисты намерены «изгонять Маннергейма» пикетами и иными законными формами протеста.
Министр культуры Владимир Мединский, он же председатель РВИО, расценивает установку доски генералу двух, некогда враждовавших, армий — как новый идеологический тренд: страна готовится встретить 100-летие революции октября 1917 года (из Великой Октябрьской она переименована в Великую русскую) и декларирует курс на примирение. «Для нашей страны — это был драматический период, когда рушился один мир, и строился совершенно новый. Это было жестокое противостояние красных и белых. И сегодня, спустя сто лет, многие соотечественники, оказавшиеся в то время и не всегда по своей воле за рубежом, говорят о том, что важно прийти к примирению. Поэтому мы открываем памятник примирения в Крыму, поэтому мы восстанавливаем память о героях Первой Мировой войны, оказавшихся по другую строну баррикад», — озвучил свою позицию Владимир Мединский.
