«Когда ты на дне, всегда найдется человек, который постучится снизу…»

Творческая группа театрального проекта «Неприкасаемые» и редакция газеты «Мой район» продолжает совместную акцию — публикуем истории о бездомных, которые, станут героями документальной пьесы и спектакля о жизни на улице. Ждем ваши письма по адресу [email protected]. Помочь выпуску спектакля и купить билеты на премьеру можно на Boomstarter

В «Ночлежке» от рождения

Родился и жил я, где копи-центр сейчас, Восстания, 1. В этом доме вырос. Был отличником в школе. У меня мама шеф-поваром была, папа – инженер телемастер, бабушка – заслуженный работник метрополитена. Я жил в квартире там, на велосипеде по ней катался. У меня комната была прямо на углу: одно окно там на вокзал выходит, второе на метро… И вся эта история пришла к тому моменту, что у меня нет ничего.
В 2000-м пропала мама. Я закрыл за ней дверь, она пошла за хлебом… И все. Дом наш тогда расселяли. Отцу дали квартиру, бабушке дали квартиру. Мы разъехались с очень большой доплатой. А мама вот именно в этот момент пропала, когда с переездом была история. Она в полдвенадцатого вечера пошла за хлебом. И я закрываю за ней дверь. Как будто знал, что я ее больше не увижу. Никто ее больше не видел. Единственное, что от нее осталось – это карточка регистрационная в Ночлежке. Она себя и меня в 91-ом году поставила на учёт. Ну, она выписалась в 89-ом году с последнего места прописки своей. Стойкости, по-моему. Там она у мамы жила. Родился я, они переехали к отцу на Восстания. Но они то ли в контрах были с бабушкой, то ли ещё что-то, она не стала её прописывать. Ну и вот она, видимо, нашла решение, пошла на Синопскую, тогда еще Ночлежка не здесь была, а на Синопской набережной. Удивительно так получилось, что всю жизнь у меня не было прописки. Хотя, я жил, учился, школа там. Непонятно.

Бунтарская маска

Моё первое употребление, оно связано с уходом матери. В 10 лет попробовал алкоголь. Поехал на дачу. Как-то сам в 10 лет добрался до Финляндского вокзала. Я не помню, кто-то мне купил или я сам купил. Очнулся в полиции, за мной приехал отец, бла-бла-бла. А потом я убежал из дома. Лет до одиннадцати по центру города лазил с беспризорниками. Мне не нравилось это ужасно. Но это такая была форма протеста. Детская такая. Я это чувствовал. Вот мать ушла, ты бухаешь как бы… Но ничего не менялось. Я не понимал, что я этим ничего не добьюсь. Я только себе хуже делал. И вот так вот я вот –

все эти пятнадцать лет, собственно говоря, и жил. Пытался что-то доказать.

Я возвращался домой. Но там ничего не менялось. Папа вообще в запой ушел. Ему дали что-то в долларах, ну очень большую доплату. И он как бы мог не работать… Дома, там просто такое было, вообще. Я эти бутылки, я их выбрасывал в окно, что ли по пять, по шесть.
А бабушка? Она отдельно жила. У нее все было нормально. Она как-то так, пенсионерочка. Ей в принципе было комфортно самой с собой. Она уже старенькая, она сказала, что я свою жизнь прожила, не трогайте меня, отстаньте от меня, у меня все хорошо, приезжайте на выходные в гости, буду рада вас видеть и все. Что там с отцом, со мной происходит – в принципе, ей было… Не важно ли? Я как-то не отслеживал.
Я продолжал периодически, циклично выпадать из дома, возвращаться сюда, бунтарствовать, протестовать. Но это всё не приносило никакой пользы. Но я не знал – как иначе. Я не мог поступать иначе. Где только не жил. Для меня было удивлением, что беспризорники оказывается такие. Именно поэтому я, наверное, и считал это бунтарством. Что дети выходили на улицу, чудили как бы, и уходили по домам. И я то с одним пойду, то с другим, то с третьим. Свободные гопники. Было весело. Я не могу сказать, что было грустно, печально. Нет, я до какого-то определенного момента считал, что я очень даже неплохо живу. Попрошайничали деньги, грабили рынки. Помню Сытный рынок на «Горьковской». Вот мы туда частенько наведывались толпой. Всё там – арбузы летели прям всё… Вот это вот – стайка, стайка. Вот это всё – беспризорники.

Я только сейчас начинаю понимать – как ужасно всё было, вообще! Но чё делать? Там нечего стыдиться в принципе, в этом прошлом. Я всё время этого стыдился. Ну уже как… Не знаю, я вообще сейчас откатился, как будто на пятнадцать лет назад. Ну, вот так. Состояние, не знаю… Настолько я заморожен был. Это состояние такое: чё происходит? Я вообще не думал об этом. Как можно жить по-другому?

Я не знаю ни одного примера вообще, чтобы кто-то выбрался. Тюрьмы, лагеря… Была только одна девушка, она как-то отвалилась потом от всей этой истории. Видимо, родители сделали своё дело.

Но моменты были, конечно, печальные, когда я прям себя доводил до крайностей. Это, наверное, протест какой-то у меня. Но вот я иду холодный весь, замерзший такой. По компьютерным клубам я всё лазил, как бы реально. Там было тепло, там были компьютеры, можно было поиграть. И я такой весь такой там жизнерадостный такой. Наверное, тогда я начал эти маски одевать. Потому что туда до четырнадцати лет не пускали, мне же надо было туда как-то попасть? Всё, и я там с тем, с тем, с тем подружусь как бы... А самому-то хреново как.

А как жить по другому?

Дома-то прикольно. Ну, нет, не пойду. Говорил отцу: «Ты там бухаешь – не пойду. Бросишь пить – я приду. Вот!». А когда приходили из полиции, почему-то всегда все были трезвые такие, и всё было хорошо. А когда меня спрашивали: хочешь ли ты дальше жить с отцом? Я говорил, конечно, хочу. Как же я его брошу? Это же папа мой. Всё хорошо у нас. Всё. Ну, я защищал. Не знаю: хотел, не хотел, но защищал.
Со мной мучились вообще органы очень долго. Я же такой, прям шкодина был. Я уже дошёл до того, что я вот, где жил, потом вот у бабушки, в Купчино. Там школа напротив дома. Я выходил из дома, шёл, короче, к отцу. Ловил там школьников, отбирал у них телефоны, потом шёл со своими друзьями в этом же дворе продавал как бы, и считал, что мне ничего за это не будет. То есть, вот настолько уже как бы увлёкся этой историей. Естественно, меня ловили, и потом снова.

Всё заканчивалось тем, что в семь утра звонок в дверь. Отец говорит: Гена, это к тебе.

Я: чё там? А там просто уже оперативник. Ну всё. Сначала, это всё условными сроками, допросами… Меня всё это забавляло даже. А потом первый реальный.
Отец пил. Пил, пил, пил, пил, пил, пил… и там как бы, появился человек, который предложил ему удачно разменять квартиру, и все дела: остался без жилья. Он переехал к бабушке. Я естественно, с ним. Бабушке всё это не нравилось. А спустя какой-то там месяц-два они довольно успешно запили вместе. Но был в шоке. Они вдвоём как бы. Чё им делать? Одна пенсионерка, а он уже на тот момент настолько отвыкший человек от работы, и вообще от всего. Пил, пил, пил, пил, пил и ему уже понятно, что мышление алкоголика оно такое, как бы так… Какая работа? Нее. Завтра. Завтра пойду на работу. Всё время завтра. А завтра – это сегодня, о котором мы беспокоились вчера.
Всё быстро произошло, на самом деле. Где-то 2001-2002-м он переехал. В 2007 году бабушка умерла. Меня опять посадили. Я через какой-то промежуток времени освободился, приехал уже в Новолисино – отец и бабушкину квартиру потерял, жил на съемной. Мне естественно, чё там делать? Я опять еду в город, начинаю там чудить. Я в розыске полгода был. Уехал в Новолисино, спрятался. Потом через полгода приехал, сам сдался. Всё, надоело. Сажайте. Приехал в четвёртый отдел полиции. Пришёл, вот он я. Всё. Они на меня смотрят, думают: чё ты здесь делаешь вообще? Да вот, я сдаваться. Я возможно, где-то внутри себя понимал, то я не правильно… То есть вот это ощущение смутное, что не должно так быть – оно меня не покидало всю жизнь. И я не знал, как это по-другому делать… Не было опыта – как жить по другому. То есть, я смотрел на людей всегда раньше и завидовал, как бы… Живут же нормально люди. И всё время казалось, что в этом проблема. Как я был слеп.

Иллюзии и прозрение

Последний раз, когда я отбывал наказание, у меня отец умер. Спился. И я когда в Новолисино приехал, мне начали соседи рассказывать все вот эти последние дни его. Это 2011-й год. Мне даже сейчас сложно об этом говорить. До такого состояния, до дна человек опустился, превратился именно вот в животное. В тот момент у меня как будто оторвалось что-то последнее. Мне вообще стало плевать на всё. Я просто до такого состояния себя довёл.

Я не успел. Я на условно досрочное ушел, я всё сделал для того, чтобы раньше освободиться. Ну, я периодически с ним списывался письмами, писал. Помочь, помочь ему хотел.

Ну как-то я уже тогда понимал, что всё. Что я всё равно больше не вернусь. Это вообще не то, не моё как бы. Я не бандит. Кражи, кражи. Надо же было что-то есть, что-то пить. Работать? Ну чё работать, можно же вот так. Ну не успел! Всё. И опять… пошёл вниз. Я довел себя до такого состояния, что мне было просто уже - ничего. И мне че-то кто-то предложил. То ли какой- то товарищ, то ли кто чего… Слушай, говорит, я тут живу в квартире, там всё нормально, Библию читаю. Я думаю: во! Поеду-ка я съезжу туда. И я остался там на реабилитацию.
Существуют социальные квартиры всякие. В городе их очень много, они называются реабилитационными центрами. Доходные дома, по сути. Я когда туда пришел, у меня телефон забрали, переодели. Я думаю, ну, посмотрим. Меня зацепило как бы. Я не употреблял где-то около года. Всё, и я там как-то начал шевелиться, шевелиться, то есть. Мне стало интересно. Я ушел в это с головой. Я ушел из этой организации потому, что я понял – люди деньги зарабатывают.

Я приводил безногих людей, прям с улицы притаскивал. А мне говорили. Слушай – ну как они работать на стройке то будут? Секундочку, мы чё людям помогаем или деньги зарабатываем?

Они никому не платили. Я говорю, вы чего, ребята. Как-то перепутали, говорю. Ну, я уже в монастыре пожил, я покрестился. На Октябрьской набережной, 16. Подворье небольшое. Там вот я жил. И покрестился в 21 год. У меня и духовник есть.
Сама идея-то социальных квартир хорошая – снимать жильё, брать людей с улицы, помогать им так. Для людей, которые вот так лежат вот с этими пакетами на земле – это идеальные условия. Сейчас, насколько я знаю, им зарплату платят. Они отдают 30% за жилье, за питание, всё остальное забирают себе. Вообще идеально. И они живут все вместе, как бы дружно там. Если кто-то к какой-то конфессии принадлежит, они ходят в храм вместе. Ну, по желанию как бы. Нет такого, что их не выпускают из дома. То есть – это не Преображение России. Это уже немножечко эволюционировало всё, слава Богу. Я рад. Меня зовут по-прежнему. Я говорю - нет. Я не хочу. Я больше ответственность за людей брать не хочу. Я честнее в этом перед собой. Ну, мне самому себе надо помогать.

Такая осторожная радость

Обычная жизнь? Это работа, дом, семья, дети. Кино по выходным. Походы в зоопарк. Всё то, чего не было. Это всегда было моей мечтой. Мне самому интересно. Я так пересказываю это всё, я так сам, в голове так: зачем? Почему? Мне всё время хочется понять: а что же это? Почему я так всё это? Вот есть же такое – судьбы, да?

И в то же время – очень большая надежда такая. Ну, и такое… прям. Такая осторожная радость, как бы.

Вдруг, если это всё, ну, допустим. Всё произошло так, как произошло. Мне 25. Я всё это понял. Ха-ха. Что же будет дальше? Почему-то у меня прям такое предвкушение.. прям…. – всё будет хорошо. Ну, вот… ха, ха. Не знаю, что это такое, ну вот. Оно вот прям… ну. Наверное, какая-то такая детская иллюзия, что солнце ярко светит. Не знаю почему. Я всё время верил, что всё будет хорошо. Меня всё время успокаивала мысль о том, что так не бывает. Но я настолько в себе это утопил как бы, туда… Я не жалею о том, что было. Потому что, если было бы иначе – мы бы сейчас тут не сидели.
Получу документы и учиться. Я уже разговаривал на эту тему. Обещали помочь. Ну, и вообще есть, планы грандиозные. Они каждый день как-то видоизменяются, как бы. Но опять же, я всё понимаю, как бы. Что это всё… Это намерение, а не планы. Планировать я не хочу, я больше не хочу. Потому что всё получается иначе.
У меня же нет опыта. То есть – есть старое как бы, представление, но оно, как оказалось, это всё было ложным.

Я всю жизнь себя обманывал. То есть, вот это всё, что я делал, всю жизнь – ну, это просто как бы мусор, от которого мне надо избавиться. Но нового-то нету.

Барьеры и открытия

Ни одного случая не знаю, чтобы жить на улице и не пить. Все употребляют. Как перестать пить? Это иллюзии. Люди живут в иллюзиях. Что… ну, вот я сколько бездомных…. Ну как сказать, с кем не общался, как только затрагивается тема алкоголизма как бы… Да ты чё? Да я вообще не пью, как бы. У меня всё хорошо. Сейчас, я на работу завтра устраиваюсь, как бы, паспорт у меня делается... Я людей знаю, которые по пять, по шесть паспортов теряли. Каждый год они вот ну, вот так вот, как бы. Кого-то уже в живых нет. Для меня это очень такой показательный момент. Всё в своё время для меня происходит. Я увидел, что это вот так. Вот это всё – увидел. То есть до этого я был готов это увидеть, это понять, осознать. Пришла определенная готовность, и я начал это понимать.

Возможно – это счастье. В 25 лет мне удаётся из этого дерьма вылезать.

Сейчас отвалилась основная моя проблема – ну вот эта зависимость. Я вообще не знал до этого всего… Как нормальный человек жил, для меня всё время проблемами было всё что угодно, только не основной её источник. Сейчас, когда я нашёл этот источник всех своих проблем как бы – всё. Мне нельзя употреблять алкоголь, наркотические вещества, вещества, изменяющие сознание… Я не могу контролировать этот процесс. Ну, вот стоит две кружки кофе. Ты можешь выпить чуть-чуть, и тебе хватит. А я если даже выпью две – мне будет мало. Мне нужно будет ещё и ещё. Пока я не отключусь, мне нужно будет… При всём при этом я умудрялся работать, жить.
Сорваться? Такой парадокс. Я в глубине души буду всегда мечтать об этом. Я человек зависимый. Ну, вот, это же самый простой способ, самый лёгкий способ. Вместе с тем появилось осознание того, что это уже тоже не выход. Ну, всё, как бы.

Я понимаю, что это болезнь. Сколько бы я не выпил, сколько не употребил чего бы там – меня это не спасёт. Ну и вот это даёт какое-то облегчение.

Барьер между мной и зависимостью – Бог, конечно. Ну… сила более могущественная, чем я. То есть как бы в программе мне предлагается свою собственную концепцию Бога выработать. Как я его понимаю? Вообще, вся эта история о том, чтобы наладить простые и понятные взаимоотношения, и всё. Очевидно, что Бог, он есть в жизни каждого человека. В моей вообще как бы, ну тут просто вся эта история как бы, это показатель того, что вот … Каждому своя дорога. Ну, иногда судьбы людей переплетаются. Это всё чьи- то хитро созданные сценарии, которыми мы живем. Ну, и мне только кажется, что я сам что-то… ну.

Я в себя стараюсь смотреть больше. Что там? Что там происходит? Это удивительно. Но это всё происходит.

Словами это передать ну иногда просто нереально. Человек тебе что-то объясняет, а ты чувствуешь что. Не понимаешь так, как это.. Не делаешь так, не угодничаешь как бы перед человеком, стараешься его как бы поймать как-то, понять… а именно чувствуешь, что он тебе говорит. Я просто каждый вопрос пытаюсь как-то там нащупать внутри. Что я чувствую? Почему? Возможно, это одна из таких граней как бы принятия себя.
Мне нужно время. Раньше, я помощи бы просить не стал, я бы пытался как-то сам справиться. Сейчас я понимаю, что просить помощи – это не плохо. Наоборот – хорошо, как бы.

Вот недавно совсем для меня было открытием, что мне собственные чувства проживать как бы… просто больно.

Чувствовать себя живым внутри, вот здесь (показывает на грудь). Не вот здесь (показывает на голову) понятно. Это просто невыносимо иногда. Столько всего! Просто… Поток какой-то, целый, прям идёт, идёт… Информация, образы какие-то, там воспоминания … Ну, именно вот эта замороженность как бы – она в размороженность превращается. Всё, что там просыпается…
Но я очень быстро адаптируюсь. Мне с каждым днём всё проще и проще. Есть неприятные чувства, есть приятные. Я научаюсь как-то, проживать, жить с ними, быть в них, находиться в них, здесь и сейчас. Ни в будущем, ни в прошлом – а именно здесь, сидеть пить кофе и общаться.
Мне 25… И вот некоторые мои представления о том, что у меня трудности, они как бы вот.

Я пришёл к своему дну. Всегда, когда ты на дне – всегда найдется человек, который постучится снизу.

Сознаю ли я себя причастным к той или иной касте людей? К бездомным. Для меня вообще было открытием, что оказывается люди делят всё это… ну, вот на ненормальность и нормальность. В большинстве, на самом деле, в своём – общество право. Обычная банальная история человека, который живёт на улице, вот того самого, который лежит с кучей пакетов… это просто люди больные. Но они не осознают настолько своих проблем… ну, и иногда, зачастую, им нужно просто умереть. Не знаю, чьей волей это было… но мне в 25 лет суждено было узнать, что это я контролирую свою жизнь, что я всё это устроил, что я созидатель в общем всего, что в моей жизни есть. Для меня вообще было открытием, что вся моя жизнь – это не мой сценарий вообще. Наверное, мне суждено было через всё это пройти. Я не знаю, для чего.