Джон Байерли, посол США в России, вспоминает, как в советское время жил в студенческом общежитии.
С такой семейной историей Джон Байерли просто не мог не попасть в Россию.
Его отец, Джозеф Байерли, во время высадки американского десанта в Нормандии был схвачен немцами, с третьей попытки бежал из плена и в январе 1945-го на территории Польши вышел к расположению советской бронетанковой части.
Все, что он мог сказать по-русски: «Я американский товарищ!». Джо повезло – ему поверили, и войну американец продолжил красноармейцем. Был ранен. Попал в госпиталь, в который с инспекцией приехал Жуков. Маршал распорядился выправить раненому бумаги, с которыми тот добрался до американского посольства в Москве.
Там Джо сначала не поверили: более полугода его считали погибшим, родители уже получили похоронку. В Америку Джо добрался только к весне и День Победы встретил в родном Чикаго.
Через всю жизнь Джозеф Байерли пронес благодарность к России, спасшей ему жизнь. Эту любовь он передал сыну Джону, который, приехав в нашу страну впервые студентом, возвращался сюда не единожды. На этот раз – в ранге посла США в России.
Отец
Отец не очень любил рассказывать фронтовые истории. Только когда, много лет спустя, он написал книгу о «своей» войне, я по-настоящему понял, насколько было страшно то, что пришлось ему пережить.
Между его «русским опытом» и моим желанием поехать учиться в Россию не было прямой связи, но я помню трепет, с которым перебирал старые документы, с которыми отец добирался в Москву. Они были на русском – и мне страшно хотелось прочесть, что же там написано.
Приезд
Я до мельчайших деталей помню, как впервые в 1976-м приехал в Россию.
В Пулково нашу группу погрузили в автобус, и мы долго ехали по темным улицам. Привыкшему к обилию рекламы и света, мне было странно видеть редкие бледные вывески: «Мясо», «Хлеб», «Аптека».
Я настороженно глядел по сторонам, но тут наш автобум повернул к Исаакиевскому собору и мимо Медного всадника выехал на Дворцовый мост. Вот в этот самый момент, если у меня и были предрассудки, с которыми я приехал в Ленинград, они рухнули. Передо мной были места, «знаковые» для любого человека, изучающего Россию, и я был покорен.
Общага
Жили мы в знаменитой «шестерке» на Мытнинской набережной. Когда я вошел в свою комнату, у меня захватило дух: окна выходили на набережную и на кронверк. Никогда больше у меня не было из окна такого вида.
Второй раз дух у меня захватило, когда я понял, что обречен полгода стирать грязное белье в душе, а потом в каких-то непонятных местах сушить его на веревочке.
Питались мы, как и все студенты, в столовой № 8, что за главным зданием университета. В красивейшем зале с огромным стеклянным куполом все эти полгода мы ели пресную овсянку и бефстроганов.
Я, конечно, отдавал себе отчет, что это «столовская» еда, а не настоящая русская кухня, поэтому не сетовал, а просто приносил с собой острый соус «Табаско», чтобы не было так скучно жевать.
На нашу стипендию было особенно не разгуляться, но изредка мы позволяли себе роскошь – шли в ресторан гостиницы «Астория» и заказывали там котлету по-киевски.
О разговорах в очереди
Через неделю после приезда у меня был день рождения. Я думал, что меня поздравят несколько знакомых, и совершенно опешил, когда мне вручили огромный торт с надписью «С днем рождения, Джон» и поздравлять меня пришло почти все общежитие. Тогда я впервые понял, что для вас значат праздники и дни рождения, пусть даже чужие.
Некоторые привычки мне пришлось спешно менять. В Америке среди молодежи в то время было модно пить текилу. В СССР текилу не пили. Зато здесь мы ходили за пивом. Я помню, как меня снаряжали в ларек с трехлитровой банкой. Один я не ходил – мой русский на тот момент был недостаточно богат, чтобы стоять в очереди.
Это явление – очередь – меня поразило. Вся страна стояла в очереди – за мясом, за пивом, за книгами. Спешить было некуда, и люди часами разговаривали – о жизни, о прочитанном, о детях. Такой глубины философских бесед, что вели мужчины с банками в очереди за пивом, я, наверное, не встречал более нигде.
Сейчас в России не стоят по два часа за бананами. Вы стали жить динамичнее, можете ездить по миру, покупать любые книги, свободно говорить. И это хорошо.
Но что-то в этой спешке оказалось утраченным – ушло время разговоров в очереди, кухонных бесед «за жизнь», которые придавали тогдашней жизни такое неизъяснимое очарование.
Друзья
Честно говоря, я растерял тех, с кем общался тогда в Ленинграде. Но одного друга я недавно нашел – он живет в небольшом городке и работает в театре.
Когда мы познакомились, он подрабатывал рабочим сцены в Мариинском театре и часто умудрялся проводить меня с собой. Вахтерше он обычно небрежно бросал: «Бабуля, это мой приятель!», а меня предупреждал – не открывай рот!
Все спектакли я смотрел из-за дальней кулисы и мало что видел – больше слышал. Так, «со спины», я увидел «Спартака», «Лебединое озеро», услышал «Ивана Сусанина».
Угол зрения был, конечно, немного странный, зато я почувствовал то, что невозможно ощутить, сидя в партере, – возбуждение артистов, атмосферу кулис и дыхание легендарного Кировского театра.
О книгах
В Америке, изучая современную русскую литературу, мы читали Замятина, Белого, Гладкова. Приехав в СССР, я обнаружил, что здесь читают «Поднятую целину» Шолохова.
Я не стал обсуждать это интересное различие с советскими студентами, но безумно полюбил ваши букинистические магазины, где, порывшись на полках, можно было найти то, о чем говорить было не принято. К сожалению, я почти ничего там не покупал, понимая, что такие «раритеты» мне не позволят вывезти из страны.
Просьба
Я бы очень хотел найти свою тогдашнюю преподавательницу фонетики. К сожалению, не помню ее фамилию, но, может, кто-то знает Юлию Сергеевну, в 1976 году работавшую на филологическом факультете.
У нее было замечательное ленинградское произношение, и именно благодаря ей я до сегодняшнего дня сразу отличаю москвичей от петербуржцев. Даже сегодня утром, в поезде, когда объявили, что мы прибываем, я почувствовал, что экипаж петербургский. Так оно и оказалось!
От редакции
Если вы располагаете сведениями о Юлии Сергеевне, напишите на почту [email protected] или позвоните в «МР» по телефону 325-25-15 Диане Качаловой.
