О фильмах конкурсной программы Международного фестиваля документального кино, о российской документалистике и телевизионном потоке «МР» поговорил с режиссером, президентом «Артдокфеста» Виталием Манским.
C 8 по 16 декабря одновременно в Москве и Петербурге пройдет Международный фестиваль документального кино «Артдокфест». О фильмах конкурсной программы, о российской документалистике, как альтернативе телевизионному массмедийному потоку, «МР» поговорил с кинорежиссером, президентом «Артдокфеста» Виталием Манским. Наша встреча состоялась в кафе кинотеатра «Англетер», где пройдут фестивальные кинопоказы, и разговор начали с приятного — победы фильма Манского о Северной Корее «В лучах солнца» на престижном международном кинофестивале «Темные ночи» в Таллине.
«МР»: Виталий, вас можно поздравить: вчера в Таллине ваш фильм «В лучах солнца» отмечен за лучшую режиссуру и специальным призом. Почему именно сейчас возникла потребность показать Северную Корею? Не было ли страшно? Вы ведь сразу знали, что нарушите навязанные правила и сделаете совсем не тот фильм, который ждала от вас принимающая сторона.
Виталий Манский: Для происходящего в Корее понятие страх не подходит. Страшно — это что-то сиюминутное. Кто-то крикнул, или что-то упало, или выстрел. Какое-то мгновение, и тебя охватывает страх. А в Корее мы жили все это время в ощущении ужаса. Ужас — это что-то тебя обволакивающее, мучительное. Как воткнутый в тело чужеродный предмет, и уже кровь сошла, и этот предмет начинает врастать, но ноет, стоит сделать неловкое движение, и эта боль к тебе возвращается. Вот это ощущение ужаса сопровождало на протяжении всей командировки в Корею. Притом, что формально в Северной Корее, внешне, ничего ужасного нет. Улицы, люди. Нет нищих. Никто не умирает. Никого не расстреливают. Наоборот, все неплохо одеты, чем-то даже довольны. Все как-то функционирует. Но это и ужасает. Ты интуитивно чувствуешь, неестественность всего тебя окружающего. Грандиозную нереальность. Вокруг все выхолощено. Мертвечина. За все время пребывания в Северной Корее я не видел ни одной кошки, ни одной собаки, даже птиц. Кроме зоопарка. При этом было ощущение, что звери там свободнее. У них сознание загнанного в клетку зверя, они не знают иной жизни, у людей все должно быть иначе.
Ваш фильм — это аллюзия, отсылка к современной России, наше возможное будущее?
Никогда Россия не станет Северной Кореей, и никогда Россия не была Северной Кореей. Но даже разворот в эту сторону является абсолютной катастрофой. И я ощущаю, что мы разворачиваемся туда. Но я не ставил перед собой задачу сделать политический манифест. Я как документалист хотел вскрыть механизмы существования этой системы.
Никогда Россия не станет Северной Кореей, и никогда Россия не была Северной Кореей. Но даже разворот в эту сторону является абсолютной катастрофой. И я ощущаю, что мы разворачиваемся туда.
И на чем она держится?
Все ответы в кино. Все сказанное словами абсолютно меркнет по сравнению с тем, что ты можешь сам посмотреть. Мы постарались дать зрителю возможность посмотреть, почувствовать этот мир. Нам удалось обойти условия съемки, по которым мы обязались показывать весь отснятый материал северо-корейской стороне. В итоге сняли еще и фильм о фильме, сделали документальную картину, хотя нам навязывали некую постановочную историю. Мы остались верны себе. Без клише, и прописанного сценария.
Эта история, как мне кажется, весьма показательна, если говорить об отношениях творца и власти. Вы нашли возможность обойти препоны, навязанные правила игры и сделать фильм в условиях тотальной цензуры в тоталитарном государстве. С «Артдокфестом» так не получилось. Несколько лет фестиваль существовал на бюджетные деньги. И тут Мединский заявляет — все, мы больше не будем финансировать «Рашку говняшку».
— У нас часто звучит фраза, «государство – это мы». Но это далеко не так, и проблема в том, что мы и не считаем, что так должно быть. Мы не участвуем в принятии решений. Мы их можем одобрять или нет. Но мы их не принимаем. Фестиваль «Артдокфест» существует для того, чтобы мы принимали решения. Пусть даже на таком очень низовом уровне — смотреть или не смотреть фильм, который находится в перпендикулярном отношении к генеральной линии партии. Но ты вправе принять это решение, вправе посмотреть и обсудить иную точку зрения или может быть признать, что точка зрения автора фильма созвучна с твоим представлением о современном моменте.
Мединский, опираясь на данные ему рычаги власти, нас, по сути дела, попытался уничтожить. Ни для кого ни секрет, что любой кинофестиваль в Российской Федерации, как только будет лишен финансирования, умрет в туже секунду. Даже Московский международный фестиваль Никиты Михалкова. Если его лишить финансирования, дирекция фестиваля поработает еще час. Чтобы забрать личные вещи. И никогда больше такой фестиваль не возродится. «Артдокфест» рождался не в министерских кабинетах, и поэтому жизнь его зависит не от чиновников, даже самого высокого ранга. Этот фестиваль может существовать только до тех пор, пока есть А — авторы, которые снимают эти фильмы и Б — зрители, которые хотят эти фильмы смотреть. Вот это абсолютно неразрывная цепочка, которая гарантирует долгую жизнь фестиваля. Но это не значит, что фестиваль вечен.
Мединский, опираясь на данные ему рычаги власти, нас, по сути дела, попытался уничтожить. «Артдокфест» рождался не в министерских кабинетах, и поэтому жизнь его зависит не от чиновников, даже самого высокого ранга.
Ваше ощущение, вы выиграли или проиграли, лишившись господдеркжи? Может, стали более свободны, появилось желание что-то сделать в пику, «вот мы вам сейчас покажем»?
Я хочу совершенно точно обозначить — мы никогда и ничего в пику не показывали и показывать не будем. Критерии по созданию фестиваля неизменны. Мы никогда не брали, не берем и брать не будем картины, если в них единственное достоинство — некое политическое заявление. В названии фестиваля первым стоит слово «арт» — искусство. И если нет «арта», ты, хоть что там делай, мы эту картину не поставим в программу. Это наш принцип, которому мы низменно следуем.
Что касается свободы, конечно, ее стало больше. Изъят из жизни такой фактор как чиновник. Это не значит, что раньше я проводил много времени в чиновничьих кабинетах, но все нужно было согласовывать. Да, если мы хотели открыть фестиваль картиной про Ходорковского, мы так и поступали, но это требовало времени, чтобы «решить этот вопрос». Сейчас нам не нужно было тратить время на различные «визы» и согласования. Мы заняты творчеством. Мы показываем русский мир, который лишен политического налета и изъят из пошлых трактовок людей, зарабатывающих на этом политические капиталы или буквально капиталы.
Мы никогда и ничего в пику не показывали и показывать не будем. Мы никогда не брали, не берем и брать не будем картины, если в них единственное достоинство — некое политическое заявление. В названии фестиваля первым стоит слово «арт» — искусство. И если нет «арта», ты, хоть что там делай, мы эту картину не поставим в программу.
Фестиваль «Артдокфест» — это лучшие фильмы со всего мира на русском языке, они, так или иначе, сопряжены с русским миром. Это уникальная возможность посмотреть на фестивале на планету Земля, где русская составляющая является очень серьезной структурой, важной и обогащающей цивилизацию. А не угрожающей ей. И даже если картины повествуют о каких-то военных конфликтах, это анализ, критический взгляд, платформа для трезвой дискуссии. А не безапелляционные такие лозунги, заявления, которые не предполагают никаких трактовок. Любую картину «Артдокфеста» можно трактовать, обсуждать, с ней можно не соглашаться. Все что делает официальная власть и телевидение — это заявления, которые не предполагают двух мнений. А для человека обязательно должно быть пространство для его личной точки зрения, иначе он взрывается либо уходит.
В этом году фестиваль откроет фильм «Событие» о протестных настроениях августа 1991 года.
Не буду скрывать, это концептуальное решение. В 2015 году показать картину о 1991-м годе, о революции, которой не было, которая не случилась, которую мы проспали и не разглядели. Последствия этого пожинаем до сих пор. Вся моя сознательная жизнь оказалась последствием тех профуканных трех дней 1991 года. Я провел их здесь, на Исаакиевской площади, снимал фильм на Ленфильме в студии Германа. У меня было сведение звука, и я бессмысленно бродил между какими-то баррикадами. Было непонятно кто, от кого, что. Я прекрасно помню митинг на Дворцовой и слова Собчака, обращенные к многотысячной толпе. Нет, не толпе, многотысячной аудитории индивидуальностей, которые впервые в своей жизни совершили гражданский поступок. Эти слова, как колокол, звенят в голове: «Спасибо за поддержку. Возвращайтесь на рабочие места. Если надо будет, мы вас позовем». И вот и все. Если говорить о Майдане, может быть, он и произошел, потому что никто не сказал, возвращайтесь на свои рабочие места. Майдан достоял до смены политической власти и курса развития страны. А мы живем так, как живем… Остается только признавать свои ошибки и анализировать их.
Эти слова, как колокол, звенят в голове: «Спасибо за поддержку. Возвращайтесь на рабочие места. Если надо будет, мы вас позовем». И вот и все. Если говорить о Майдане, может быть, он и произошел, потому что никто не сказал, возвращайтесь на свои рабочие места. Майдан достоял до смены политической власти и курса развития страны. А мы живем так, как живем…
Какие еще фильмы в программе фестиваля?
Мы подбирали программу таким образом, чтобы она была безупречного качества, но при этом мы не потеряли в разнообразии. Чтобы не получить 21 шикарный, но однотипный фильм. Вот здесь в «Англетере» при входе в зал стоят одинаковые классические статуи, у нас нет повторов и копий. Каждый фильм — это своя эпоха, свое художественное направление, эстетическое воззрение. Американский фильм «Русский дятел» о новой версии Чернобыльской катастрофы столь убедителен, что даже фестиваль «Сандэнс» дал ему приз. Эта картина коренным образом отличается от израильского фильма «Семь дней в Петербурге», такой интимной истории бывшего ленинградца, который живет в Израиле, и его отношений с мамой. И эта картина совсем не похожа на эстонский фильм «Христос живет в Сибири» о секте Виссариона, а эта работа отличается от другой эстонской ленты — «Муравейник». Здесь практически как у Феллини в «Корабль плывет», только он отправляет свой Ноев ковчег в пластиковое море, заселив его каждой тварью по паре, а здесь мы видим абсолютно документальный фильм о египетской пирамиде, построенной в советский годы. Это самый большой в Эстонии гаражный кооператив, где эти гаражные будки, боксы со временем стали выполнять иные функции — складов, мастерских, жилых пространств. Настоящий муравейник, который на 90 процентов «заселен» русскоязычными эстонцами. Это совершенно какая-то фантастическая картина мира.
В этом году решили расширить жанровое пространство и взяли научно-популярный фильм: просветительская, искусствоведческая картина Евгения Митты «Выступление и наказание». Это некая панорама, протестного искусства в России с гендерной примесью. Картина рассматривает базово Pussy Riot и женский протестный акционизм. Каждый из 21 фильма конкурсной программы – особенный. Я абсолютно искренне завидую зрителям. Когда ты занимаешься составлением программы, смотришь сотни фильмов, они у тебя сплетаются в какую-то вязкую кашу. Завидую чистому, свежему зрителю «Артдокфеста».
Просветительская, искусствоведческая картина Евгения Митты «Выступление и наказание» — это некая панорама, протестного искусства в России с гендерной примесью. Фильм рассматривает базово Pussy Riot и женский протестный акционизм.
В этом году снова в программе АртдокСеть — выбор лучшего документального фильма, выложенного в Интернет.
Да, это уже традиция. Пока эта часть фестиваля еще не столь сильна, но мы ее держим. Колышки вбили и эту землю застолбили, еще не возделываем, но и не отдаем. Что-то в интернет-документальном кино должно произойти. В этом году, кстати, программа АртдокСети начинает приближаться к тем ощущениям, которые мы закладывали при ее создании: это уже не только конкурс фильмов, выложенных в Интернет, а именно сделанных для Интернета, с учетом интернет-аудитории.
Как блогерство, интернет-дневник?
Да. Например, селфи-фильм «Настя из Калуги», это чисто интернет-история. Или «Папа» — фильм о гуманитарном проекте для сбора средств в Интернете в поддержку конкретного человека. Есть два фильма, у которых мы не установили авторство. Их кто-то сделал, выложил в Интернет. Они набирают огромное количество просмотров, но это абсолютно интернет-народное творчество. Это картина «Три гуся», наверняка, читатели ее видели. Про уничтожение санкционных гусей. И фильм, который не имеет названия, его тоже советую посмотреть — они все есть на сайте artdocfest.ru. Еще не поздно проголосовать и тем самым помочь определить победителя — голосование продлится до 10 декабря.
У фестиваля слоган «Не включай телевизор. Включи Артдокфест!». Как вы определяли, что авторы фильмов не лукавили, подменяя правду полуправдой, корректируя, фильтруя реальность под некий сценарий при монтаже?
Готового рецепта нет. Вот сейчас его произнести и кто-то с этими лекалами начнет тут же верный отбор. Это всегда на уровне эмоций, ощущений. В наших дискуссиях аудитория часто делится на приятие и неприятие картины. Одни считают, что картина реальна, а другим кажется, что она конструктивна, манипулятивна. Это в большой степени относится к картинам «реального кино». Например, в этом году в программе «Артдокфеста» фильм «Принцип Домино», который сняла польско-германская группа в Абхазии. Очень интересная работа, почти мелодрама, удивительная степень сближения с героями. Я смотрел и думал, как же они так близко подошли. Герой фильма — министр спорта Абхазии, он привозит русскую жену, у которой возникают сложности вхождения в иные традиции, культуру. Не исключаю, что кому-то это покажется наигрышем. Мы же привыкли вести себя иначе, зная, что за нами наблюдают. А в этом фильме одна из сцен — семейный конфликт: она собирается уехать из Абхазии и чуть ли не развестись. Какая степень должна быть накала, чтобы не обращать внимания на съемку? Мы ведь меняемся, даже если выходим из дома на улицу: что одеть, как будем выглядеть со стороны, какое впечатление произведем. А здесь ты фактически оголяешься не в самые комфортные моменты своей жизни. И это всегда вопрос. В том числе этики. Степени погружения документалиста в реальность, правомерности этого погружения и сближения.
А если сравнивать докуменалистику с поточным телевизионным продуктом конъюнктуру, конечно, всегда можно распознать и раскусить. Это не составляет труда. Но я, например, считаю, что фильм «Крым, дорога домой», сделанный на канале «Россия», — важная документальная картина. Говорю это без иронии. Понятно, что мое отношение к этой картине в принципе иронично, но она важна, потому что она документально зафиксировала не только хронику, но и общественную или государственную позицию, вылепила ее в глине, сняла маску, может даже посмертную с этого явления. Как «Триумф воли» Лени Рифеншталь. Документальное кино имеет это свойство — оно создает удивительный документ времени, эпохи, с плюсами и минусами. Реальность все равно считывается. Каждый год на фестивале мы показываем какие-то картины из нашего прошлого, которые что-то нам рассказывают о сегодняшнем дне. В прошлом году мы показывали советский документальный фильм 1969 года о вводе войск в Чехословакию «по просьбам трудящихся» — после событий в Крыму, зная, какую историческую оценку получили события в Чехословакии годы спустя, он воспринимается иначе. В этом году таким фильмом мы делаем «Великое прощание» о похоронах Сталина. Потому что мне кажется, что вопрос великого прощания является актуальной, назреваемой темой.
Фильм «Крым, дорога домой», сделанный на канале «Россия», — важная документальная картина. Говорю это без иронии. Как «Триумф воли» Лени Рифеншталь. Документальное кино имеет это свойство — оно создает удивительный документ времени, эпохи, с плюсами и минусами. Реальность все равно считывается.
И есть еще одна очень важная для нас тема. Обратите внимание на тематический диапазон телевизионных документальных фильмов российских федеральных каналов. Вы никогда, или за абсолютно редчайшим исключением (например, Первый канал показал фильм Любы Аркус «Антон тут рядом») не увидите историю человека. Окутывающее нас масс-медийное пространство вычленило из своего обихода нас как людей. Это пространство как бы нас поселяет в иной мир, в котором мы сами себя не видим, мы там не живем. Это искаженная картина мира, которая рано или поздно начинает искажать нас самих. «Артдокфест», конечно, не обладая такой мощью воздействия, как любой телевизионный канал, предлагает человеку маленькую пилюлю, возвращающую тебя в реальность, дающую тебе возможность не хворать массовыми эпидемиями. Это фестиваль для индивидуальностей, которые пытаются бороться за свое право на свободу, на нормальное, цивилизованное существование. Поэтому мы призываем нашего зрителя — не спи, замерзнешь. Я однажды в жизни на личном опыте столкнулся с этими ощущениями, когда ты начинаешь замерзать. Я помню это убаюкивающее ощущение, отключается сознание, оно говорит тебе, все нормально, спи. И только то, что я себя каким-то удивительным образом разбудил, поэтому жив и сидим здесь, и говорим. Сейчас есть стойкое ощущение, что настала очень длинная, убаюкивающая и убивающая все живое русская зима. И наш фестиваль — это попытка разбудить зрителя.
Окутывающее нас масс-медийное пространство вычленило из своего обихода нас как людей. Это пространство как бы нас поселяет в иной мир, в котором мы сами себя не видим, мы там не живем. Это искаженная картина мира, которая рано или поздно начинает искажать нас самих. «Артдокфест» предлагает человеку маленькую пилюлю, возвращающую тебя в реальность, дающую тебе возможность не хворать массовыми эпидемиями. Это фестиваль для индивидуальностей, которые пытаются бороться за свое право на свободу, на нормальное, цивилизованное существование.
