Истории

Мария Алехина: «Когда нас убивают, бояться – нормально»

Участница Pussy Riot рассказала «Моему району» о «своей России», где заключенные ничем не отличаются от людей на воле; где власть кроют так, как ни одному оппозиционеру не снилось, и где не вполне работает диссидентский принцип «не верь, не бойся, не проси».

«Мой район»: Мария, как бы ты обозначила свою деятельность сегодня, – правозащитница?

Мария Алехина: Правозащитная деятельность в России все чаще приравнивается к политической, и в каком-то смысле я занимаюсь политикой. Еще мы (с другой участницей Pussy Riot Надеждой Толоконниковой и активистом Петром Верзиловым – «МР») открыли СМИ «Медиазона». Оно посвящено судам и тюрьмам; это наш вклад в независимые медиа на фоне решительного ухудшения ситуации с ними в 2014 году.

И какова цель всего этого? Условно через два года тюрьмы в России должны стать прозрачнее?

Через два года тюрьмы в России не станут прозрачнее, потому что Путин у власти. Без политической воли изменить что-то в системе – пенитенциарной, образовательной или любой другой – невозможно. Но для нас это не причина останавливаться. Мы оказываем персональную помощь. Если человек смертельно болен, и его заболевание указано в специальном перечне правительства, его должны освободить. Но фактически у людей нет возможности умереть на воле. К нам обращаются заключенные, их родственники, просто люди, которые возмущены нарушением прав, – мы нанимаем адвоката и добиваемся освобождения. Также можно обращаться в случае нарушения трудовых прав, пыток.

Фактически у смертельно больных заключенных нет возможности умереть на воле.

Мы хотим помогать бывшим заключенным. Например, четыре месяца назад освободилась моя подруга Марина – родом из небольшой деревни под Ижевском, рецидивистка, кололась солями... После освобождения она решила измениться, начать новую жизнь. Уехала из деревни, устроилась на завод, получала там 7 тысяч рублей, вкалывая по 16 часов... Не выдержала и опять начала колоться. Я перевезла ее из Ижевска в Москву, нашла ей квартиру. Теперь мы вместе делаем «Монолог» – это рубрика на «Медиазоне», где бывшие заключенные рассказывают о своей жизни. Власти называют это ресоциализацией, адаптацией к жизни в обществе, но нихера в этом направлении не делают... Ворота тюрьмы открываются, и ты стоишь один с 800 рублями – пан или пропал. Чаще всего пропал.

Проект, которому мы посвятили последний год – интерактивная карта пенитенциарных учреждений России. Мы собрали всю информацию о тюрьмах из открытых источников и у региональных правозащитников. С помощью простого интерфейса можно будет узнать, что там происходит. По-моему, это важно. Хотя бы потому, что сейчас всем плевать на то, что происходит в тюрьмах! Это еще и аналитическая работа. Выражение «тюрьма – это Россия в миниатюре» стало расхожим, мы считаем, что, проанализировав ситуацию там, мы больше поймем про нашу страну и сможем изменить ее к лучшему.

Фото: Сергей Ермохин

Все фото: Сергей Ермохин

Ворота тюрьмы открываются, и ты стоишь один с 800 рублями – пан или пропал. Чаще всего пропал.

Вы с Надеждой пытаетесь попасть в тюрьму как наблюдатели? Ваш мейдиный статус помогает этому или мешает?

Внутрь следственного изолятора или колонии может попасть только член региональной общественной наблюдательной комиссии (ОНК). Состав комиссий определяет федеральная Общественная палата. Во время последних выборов в ОНК мы пытались попасть в комиссию Пермского края – нам ожидаемо отказали. Простые смертные, такие как я и ты, ездят в колонии, общаются с заключенными через стекло. Могут ли нам отказать в свидании – могут. Могут сказать заключенному: «Мы тебя в изолятор посадим, если пойдешь с Алехиной встречаться»... Люди, к которым я ездила, никогда не отказывались от встречи, хотя знали, что их потом будут прессовать в течение многих месяцев.

В 2012 году Европейский суд по правам человека рекомендовал России дать право голоса заключенным. Скоро этот вопрос будут обсуждать в Госдуме. Хороший подарок действующей власти?

Я считала, считаю и говорила об этом, еще когда там находилась, – что все должны иметь право голоса. В 2014 году мы посетили немало тюрем в Европе и Штатах. Разговор о том, что человек должен быть лишен избирательного права лишь за то, что он осужден по уголовное статье, – это бред! Подследственные, обвиняемые и подозреваемые в СИЗО, например, такого права не лишены. Я голосовала на президентских выборах, будучи в изоляторе на Петровке, 38.

Сейчас между заключенным и охранником практически не существует кого-то третьего, думая о ком, охранник насторожился бы и сказал: нет, пожалуй, не буду заключенного мучить, меня потом накажут.

Выборы на воле фальсифицируют, а там фальсифицируют втройне. Чтобы этого не происходило, нужно больше правозащитников, наблюдателей. Сейчас между заключенным и охранником практически не существует кого-то третьего, думая о ком, охранник насторожился бы и сказал: нет, пожалуй, не буду заключенного мучить, меня потом накажут. Это вина в первую очередь власти, Путина, но и наша вина тоже. Через информационные и гражданские ресурсы мы можем замотивировать человека задуматься, выработать какую-то гражданскую позицию. Если человека никто не убеждает в том, что это важно, он никогда сам не догадается, все-таки человек – социальное существо.

А заключенные вообще ненавидят Путина. Ты бы слышал, какими словами они его кроют. Ни одна Болотная таких слов не произносила. Но кто этих зеков услышит?

Фото: Сергей Ермохин

Я верю не в статистику, а в живых людей. Мое окружение, моя Россия не верит Путину. Моя Россия простирается далеко за пределы столичной кольцевой.

Допустим, зеки ненавидят Путина. Но молодых людей, которые пользуются интернетом и ездят заграницу, он вполне устраивает...

Я не верю в 84%. Я в принципе не верю в статистику, а верю в живых людей. Мое окружение, моя Россия не верит Путину. Моя Россия простирается далеко за пределы столичной кольцевой. Когда я ездила в Ижевск, или теперь приезжаю в Питер, я вижу людей, которые не любят власть, но не знают, что делать, у них нет механизма влияния на существующий порядок.

Получается, пропаганда ни на что не влияет?

Она, конечно, дает свои результаты. Люди едут на войну, которая без пропаганды была бы им не нужна. Пропаганда – это косвенный инструмент убийства.

Так почему же зеки ненавидят Путина, а те, кто на свободе, подвержены пропаганде?

Там тоже идут споры! Не думай, что заключенные – это монолитное сообщество, черти с рогами и копытами... Они такие же, как мы с тобой. Просто им чуть меньше повезло. Нам тоже может чуть меньше повезти в какой-то момент. Не разделяй тюрьму и волю. Либо ты готов пожертвовать элементарным комфортом ради чего-то большего, что нельзя измерить чеком в баре, либо нет, и не важно, что на тебе надето – роба или свитер.



Допустим, некий активист сейчас готовит «взрывную» акцию наподобие панк-молебна. Какие советы ты ему дашь?

Быть честным с самым собой. Я не до конца разделяю диссидентский принцип «не верь, не бойся, не проси». Надо признаваться себе, если ты боишься. Это нормально: все боятся, нас вообще-то убивают... (7 апреля Мария участвовала в петербургском вечере памяти Бориса Немцова – «МР») Ты сможешь сделать что-то стоящее, только если ты честен перед собой. А делать хорошее лицо при любых обстоятельствах – это полная шляпа.

Три книги, которые стоит прочесть сегодня – рекомендация Марии Алехиной.

Арт Шпигельман – «Маус. Рассказ выжившего» (графическая новелла)
Александр фон Бренер и Барбоса Фамоза – «Бомбастика» (авантюрный роман, стихи)
Владимир Буковский – «И возвращается ветер...» (воспоминания)

Мария Алехина родилась в 1988 году, участница феминистской панк-группы Pussy Riot, экс-участница арт-группы «Война». Получила известность в мире в связи с уголовным преследованием за «панк-молебен» 21 февраля 2012 года в храме Христа Спасителя. За участие в данной акции получила два года по статье «Хулиганство». Amnesty International из-за «тяжести реакции российской власти» назвала Алёхину узником совести. Фактически провела в колонии 1 год 9 месяцев.

share
print