Корреспондент «Моего Района», увидев горы Алтая, продолжает поездку по провинциальной России. В заключительной части репортажа: о процветающем Екатеринбурге и Тюмени, богатых лесами, но депрессивных пермском и вятском краях. Той России, где население сокращается, но растут областные центры.
Славный город Новосибирск
В предыдущей серии: в последний месяц лета выезжаем автостопом до Алтая. Познаем сибирскую природу в пределах трасс федерального значения. Восторгаемся горами и возвращаемся в Новосибирск. В этой части: как мы не доехали до Байкала, где находится Сибирский кряж, и как путешествовать в регионах, где грабежи на дорогах – норма жизни.
Так у меня появилась возможность плотнее узнать Новосибирск – географический центр России и неофициальную столицу Сибири. Приятным на вид городом вроде как управляла КПРФ, которую поддерживали бизнесмены, недовольные «Единой Россией». Бич Новосибирска – пробки на дорогах, а цены в магазинах кусаются. На прилавках, правда, есть газировка из хвои сибирского производства. Под землей – метрополитен, цена проезда – 17 рублей. Среди населения преобладают две неравнозначные социальные группы: интеллигенция и «ровные пацаны».
На краю тайги
Родилась манящая идея окинуть взором озеро Байкал со скалистого берега. Но до него нам ехать три тысячи километров, минуя Томск, Красноярск и Иркутск. Путь не то, что по диким местам, но населенным слабо. И вот, мы, нагруженные после набега в гипермаркет, по пути разбиваем на пару дней лагерь на Обском море у Бердска. Это искусственное водохранилище с прозрачной (контраст с мутной Обью) и теплой водой. Там раскинулись километры песчаного пляжа, а дно лишено ила. Другого берега не видно, а с нашей стороны весь зарос облепихой. Плоды обильные, крупные и почти сладкие.
Ночь перетекла в утренний озноб: пока заходила луна, температура радикально упала. Мы разожгли костер и на совете перенесли освоение Байкала на 2015 год, поняв, что иначе выбираться из Сибири будем в сентябре, когда ночами здесь уже минусовая температура. Этот отказ решили компенсировать туром на Сибирский Кряж и Северное Приуралье.
И вот мы бродим, второй раз, по станции Черепаново. В прошлый раз она удивила нас демонстративно растущей на улице коноплей, а теперь мы заметили танк-памятник Т-34 и остатки промышленности. Цементный завод остановлен, его цех издалека смахивают на средневековый замок. Наш фотограф Маша Катынская с восторгом работает объективом.
Нас подхватил дальнобойщик. «Зайцев и кабанов перебили богачи: кто накупил себе квадрациклов, зимой гоняются за живностью; что настреляли, даже не собирают», – рассказал он. Проехав 150 километров на юг, мы вышли в огромной деревне Маслянино; ее жители не знали, где протекают две реки, огибающие их селение. Видимо, купание не входит в традиции сельчан. Одну нашли. Река песчаная, но мелкая, едва по пояс. Берег усыпан ароматизирующим конским навозом. На той стороне – рай для охотников, а лес постепенно переходит в тайгу, тянущуюся в сторону Кемерово. Утром, когда сходил молочный туман, полный загадочных звуков, берег облепляли пенсионеры и жарили шашлыки. Летал гнус и больно жилил. А на Алтае даже комаров не было.
Тысяча километров с шизофреником
Путь назад через Омск, Тюмень, Екатеринбург, Пермь, Киров и Кострому. Выбраться в западном направлении из Новосиба не так трудно, как в сторону Алтая. Час в перегретом автобусе и перебежки на трассе с безумным потоком транспорта. Пара минут - и древний «москвич» везет вослед закатывающемуся солнцу. Автобан ремонтируют, но плохо говорящим по-русски водителям это не создает проблемы. Так делаются 200 километров, после чего мы оказываемся, как говорится, «непопулярными». Нас четыре часа – в сумерках, на закате – никто не берет, несмотря на все ухищрения. «Мне по рации передали, что какие-то чудаки в темноте голосуют, еле заметил», – наконец-то притормозил дальнобойщик, который и довёз до очага цивилизации – заправки.
Опасаясь болота, осторожно ищем приемлемую площадку под привал. На нас надвигается сибирская гроза: молнии видны за десятки километров, стоит грохот и треск. Стихия, впрочем, до нас так и не дошла, но палатку атаковал неопознанный грызун.
Утро проводим в кафешке. Сбитая из древесных отходов, она уютная внутри. За тридцать рублей дают грибной суп, с тонко порезанными ингредиентами, за пятнадцать – кофе. От кафе почти тысячу километров нас вез сургутский экспедитор Миша. Взял нас как балласт, чтобы увеличить нагрузку на заднюю ось; так экономят бензин. В салоне уже сидел бедолага, добирающийся в Челябинск из Кемерово, где его кинули на зарплату.
Сургутец тут же устроил гонки, выжав под 200 км. Снижающееся качество трассы ему не было помехой. Впрочем, на скорости выбоины не ощущались. Разговорились; он имеет справку о шизофрении и только что женился. Едет куда глаза смотрят. В такой атмосфере пересекли хаотично разбросанный Омск; наверное, печальней городов я до него не видал.
Ишимская долина в конце августа еще более негостеприимная. Варварское состояние трассы, брошенные дома по обочинам, еле виднеющиеся в тумане поселки, придорожные забегаловки, где топят и готовят на дровах. Ставить палатку неохота, и мы попрощались с Мишей аж у Тюмени, а он, уже сонный, в шесть утра продолжил путь.
Лес, туман и холод: скорость падает
Холод сотрясал тело, не верилось, что недавно нас до пота грело солнце Алтая. Разбивая лагерь, мы чавкали кроссовками во влажном дерне; покрытые росой ветки отказывались гореть, а стенки палатки мигом покрылись влагой. Но уже в 9 утра все сушили лучи солнца. С водоемами повторилась старая история – озеро за озером, но илистые, и с бахромой из непроходимых камышей. Моемся питьевой водой из пятилитровой баклажки. А купленная на заправке местная минералка оказывается редкой гадостью.
В Тюмени жители спешили по-своим делам, одетые по осеннему: ветровки, легкие пальто и шарфы, – я в шортах и легкой рубашке выделялся из их массы. Тюмень – столица нефтедобывающего края, и то, что в благоустройство города вкладывались немалые деньги, весьма заметно. Мосты, отремонтированные тротуары, оригинальный новострой. Областные трассы же в запустении.
«Проблема Тюмени из-за возвращающихся с Северов. Они получили большой рубль на нефтепромыслах, привыкли сорить деньгами, покупают бизнес, взвинчивают цены», – приоткрыл региональную проблематику один горожанин.
Постепенно сибирская заболоченность уходит. Свердловская область отличается от соседних регионов. Количество населенных пунктов увеличивается, а виды занятия сельским хозяйством налицо, уже и вблизи трассы. По мере приближения к Уралу вырастают холмы. Установщик камер видеонаблюдения Митя делает экскурсию по центру Екатеринбурга, где правит мэр Ройзман; говорит, что тот спокойно гуляет по городу. «Я пожил в Москве, но потом не выдержал и уехал с одной сумкой. В Екатеринбурге можно жить ничуть не хуже, чем в столице, богатый город», – радовался уроженец Омска. Впрочем, за фасадом скрывается разгул наркоторговли и исправительные колонии с зашкаливающим насилием.
Мы ночуем где-то рядом с границей Европы и Азии, вновь мерзнем. В десять вечера еще тепло, спустя час достаешь куртку. К рассвету уже дрожишь от холода. Летом в Свердловской области температура выдала аномалию: держалась в районе 15-20 градусов.
На то, чтобы добраться до Перми, откуда пошла русская колонизация Сибири, ушёл день. Этнотип пермяков своеобразный: за официальным «все русские» скрыта ассимиляция угро-финнов. Город отдает захиревшей провинцией и не вызывает симпатии, а Кама, на которой стоит Пермь, – великая река. Говорят, в конце августа воды ее уже холодные.
От Перми автобан идет в Ижевск, но нам нужно на дорогу, которая обозначена не на каждой карте, и по ней - путь в Киров. «Вас точно высадить? Там одна машина раз в час проезжает, места дикие и глухие», – недоверчиво свел брови водитель. И мы без особого энтузиазма, после часа пути в авто с интересным собеседником (мужчина долгое время жил на Западе), вступили на темную обочину у Нытвы. Лес, сгоревшее кафе, а рядом - поток огней в Удмуртию. Но нам не туда, и ясно, что наши летние палатки уже не пригожи, поэтому голосуем; привал назначен на утро.
Жители глуши дружелюбны, даже переполненные автомобили тормозят в час ночи и позже. Но все едут максимум полсотни километров. Мы понимаем: нас давно перестали брать дальнобойщики. Без фуры в автостопе начинается период черепашьего хода. Час голосуешь, час едешь, и повтор. Утром, когда до границы области остается сотня километров, пристаем к водителю, ремонтирующему грузовик: «Нет, не возьму. Часто грабят нашего брата в этих краях. Пока». А когда белоснежная фура на крутом спуске затормозила, мы даже переглянулись. Водителю, белорусу Саше, было начихать на криминогенную ситуацию.
В европейской части
Белорус подбросил нас на полтысячи километров по Кировской области, богатой промышленной древесиной, растущей на глинистой земле. Из-за такой почвы трасса быстро расползается, и ее латают каждый год.
Какие ассоциации, кроме Навального и дела «Кировлеса», вызывает вятская земля? Колонии. Омутнинская ИК-17 стоит на обочине, на въезде в городок и рядом с курортом на берегу искусственного озера. Вокруг бродят сотрудники администрации в сине-голубом камуфляже, сшитом на женских зонах. Их лица хранят отпечаток жестокости. За запреткой – гора дров, высотой метров в десять, обветшалые бараки на болотистой почве.
Давно поселившийся «на северах» выходец с Кавказа везет нас сотни две километров, от Котельнича до развилки на Шарью, что в Костромской области. От нас уже неприлично пахнет костром и нестиранной одеждой. На телефоне – два часа ночи, туман покрывает с головой. Разводить костер бессмысленно – за обочиной болото, трава и дерево мокрее мокрого. Час курим, пихаем друг друга, чтобы согреться. Трасса мертва. Видя бесперспективность стопа, за полтора часа приходим к центру Шарьи, согревшись, где «Googlemaps» нагло показывает объездную трассу. Находим круглосуточное кафе, где наслаждаемся теплом, а по городу гарцуют гопники. К трассе идти пять километров, на это желания нет.
Утром выезжаем из Шарьи. Находим прозрачную реку и купаемся, смывая дорожную грязь. Организуем себе экскурсии по деревням. Костромская земля угасает: разрушенная индустрия, редкое население, стремящееся перебраться в иные, относительно зажиточные края. Школы в деревнях закрывались, коровники ветшали, но зачем-то отстраивались церкви. Богатство – лес, и зимой активны волки. Популярное средство передвижения – КАМАЗы; водители подбирают голосующих, как туристов, так и местных. Трасса до Ярославля колотит тело. Ремонтировать ее не планируют.
Признак приближения первопрестольной – рост цен. Кофе – за полтинник, гадкий вкус «Пеле» гарантирован, и трехзначные ценники в заведениях, принадлежащих кавказцам. Я возвращаюсь к консервам и сухарям, а нас везет в кузове «Газели» парень в футболке «IronMaiden». Собственно, на этом все.
