«Ни слова об Украине!» – такие и подобные фразы все чаще произносят в компаниях, среди коллег. Противоречивая информация, явные ляпы в СМИ, отсутствие объективности и нагнетание эмоций, поиски врагов и споры с родными, переходящие в перепалки – все это в конце концов вызывает протест. И все чаще звучит выражение «информационная война». Самое время узнать об этом явлении немного больше. Помог нам в этом Григорий Тульчинский, профессор кафедры прикладной политологии НИУ ВШЭ Санкт-Петербурга.
- Словосочетание «информационные войны» не сходит со страниц публицистики. Но все ли мы понимаем, что это такое?
- Во-первых, и это наиболее очевидно то, что информационная война – это конфликт, в котором, по крайней мере, одна из сторон проявляет весьма агрессивную активность.
Во-вторых, в отличие от войн «физических», «экономических», «торговых», информационные войны ведутся с помощью такого специфического средства, как информация. В-третьих, информационные войны могут быть частью (обеспечивающим сопровождением) военного, политического, экономического конфликта, а также могут развертываться самостоятельно.
В результате суть информационной войны переводится в игру ума аналитиков, политтехнологов, журналистов – кто кого «переинтерпретирует», кто кому припишет авторство и некую мотивацию.
Есть два вида информационных войн. В первом случае – это действия, направленные на разрушение или повреждение информационной инфраструктуры противника: информационных центров, центров принятия решений. Во втором случае – это информационное воздействие на сознание (систему убеждений, представлений, ориентаций, стереотипов и т.п.). Такие войны еще называют «смысловыми». Они преследуют более «сильные» практические цели, стимулируя определенные действия, необходимые для решения конкретной проблемы.
- Что объединяет все информационные войны, и всегда ли можно точно сказать – кто противоборствует в них?
- Особенностью смысловых «информационных войн» является именно факт неявности, неочевидность их акторов (субъектов политики – "МР"). Жизнь, исторический процесс реализуется как равнодействующая многих воль, стремлений, желаний, планов каких-то групп интересов, отдельных людей, спецслужб. И при желании за любой новостью, за любым событием можно проследить мотивационную цепочку, реализацию чьего-то «замысла», который можно приписать кому-то, особенно – «коварным врагам». Самое смешное, что при большом желании можно найти такой «след», потому что, повторюсь, планы строят все. То, что в реальности получается немного, а то и совсем не то, не устраняет самого факта наличия таких планов. В том числе – политических и социальных сил – как зарубежных, так и внутри страны.
Дело в том, что любой конфликт, даже любой диалог возникает и разворачивается в присутствии (зачастую неявном) некоего «Третьего» – того, кто все правильно поймет и правильно рассудит.
В результате суть информационной войны переводится в игру ума аналитиков, политтехнологов, журналистов – кто кого «переинтерпретирует», кто кому припишет авторство и некую мотивацию. Это не только и не столько собственно осуществляемые взаимные информационные, пропагандистские, манипулятивные атаки, сколько именно конфликт интерпретаций этих действий. Причем адресат таких интерпретаций далеко не всегда очевиден.
- Даже если люди понимают, что идет информационная война – почему это работает?
- Да, есть здесь своеобразная загадочность. Примером могут служить события вокруг информационных атак на Юрия Лужкова или Анатолия Сердюкова, а также вокруг фальсификаций во время выборов в Государственную думу РФ. Ничего принципиально нового общественность не узнала. Все эти факты, так или иначе, но публиковались ранее в прессе, в блогах, циркулировали в медиа. Или события в Ливии. Разве до этого ничего не было известно о «чудачествах» Муамара Каддафи? О его, мягко говоря, авторитарно-семейных методах управления страной, отношении к проявлениям оппозиционности и инакомыслия? Но почему-то у всех вдруг «открылись глаза» и политическими лидерами ряда стран были сказаны не берущиеся назад слова, за которыми с неизбежностью последовали санкции.
Эта «неожиданная эффективность общеизвестного» – парадоксальная сторона данного типа информационных войн, за которой явно скрывается главная пружина этой технологии.
Не потому нам показывают по ТВ, как президент почесал у бычка за ухом, а он сделал это для того, чтобы нам это показали.
Дело в том, что любой конфликт, даже любой диалог возникает и разворачивается в присутствии (зачастую неявном) некоего «Третьего» – того, кто все правильно поймет и правильно рассудит. Война направлена не столько на противника, сколько на эту третью инстанцию, стоящую на более высоком уровне, чем стороны конфликта. Речь идет не столько о доказательствах своей правоты, сколько о привлечении внимания этой третьей инстанции и побуждении ее к необратимым действиям.
- Из теории PR хорошо известны условия, при которых информация становится новостью. Это должно быть что-то важное для широкого круга людей (обычно это угрозы благополучию), или что-то, к чему имеют отношение известные люди, или что-то, вызывающее скандал. Как это работает в случае информационных войн?
- Очень похоже. Начнем с того, что в современном мире журналисты собирают не более 12-15% информации, циркулирующих в медиа. Остальная информация предоставлена или инициирована. А о более чем 40% событий, о которых сообщается в медиа, можно утверждать, что не потому о них сообщается, что они произошли, а они потому произошли, чтобы о них сообщалось.
Не потому нам показывают по ТВ, как президент почесал у бычка за ухом, а он сделал это для того, чтобы нам это показали.
Должно произойти некое Событие, запускающее волну общественного интереса. Особую роль играют экзистенциальные угрозы (природные катаклизмы, техногенные катастрофы, экономические и политические кризисы, военные угрозы).
Поэтому должно произойти некое Событие, запускающее волну общественного интереса. Особую роль играют экзистенциальные угрозы (природные катаклизмы, техногенные катастрофы, экономические и политические кризисы, военные угрозы). Общество, приведенное в состояние хоррора, тотальных угроз безопасности, оказывается весьма удобным и пластичным для манипуляции. Примеры слишком очевидны: взрывы жилых домов перед началом второй чеченской военной кампании, заявления главного санитарного врача о якобы некачественных импортных продуктах питания для обоснования пропагандистских кампаний против Украины, Грузии, Латвии, Норвегии…
Шумное паблисити, привлекающее всеобщее внимание, однако, только полдела.
Реальный адресат такой информационной войны – именно упоминавшийся «Третий»: государственные структуры, властная группировка, лица, принимающие решение… Иногда информационная война дает новое позиционирование хорошо известного факта, стимулируя принятие решения, или демонстрируя, что решение зреет, а то и принято, что уже «можно». Именно так, похоже, и было в случае с Юрием Лужковым, «разоблачающая» информационная атака на которого стала основанием принятия президентом решения об отставке многолетнего мэра Москвы как «утратившего доверие».
То есть механизмом «активации» «Третьего» выступает Большое событие (возникшее или созданное) в информационном пространстве.
- А если «Третий» – инстанция, к которой апеллировала информационная война – решение не принимает?
- Тогда ситуация зависает. Или решение принимает некий возникающий другой «Третий», и конфликт разрешается вмешательством этой новой силы. Например, революцией или внешней оккупацией.
Главный конфликт на самом деле – это конфликт государства и гражданского общества. Но вопрос не только в прямом контроле. Кто прорвался, создав Событие, кто определил новостную повестку дня, тот уже добился существенного результата на пути к победе.
- Ваш взгляд на последние события?
- Исходим из того, что правящий политический класс хочет остаться при власти. И очень не хочет ею делиться. Это понятно. Экономика на грани или уже в рецессии. Но бюджет как-то надо наполнять.
Главный конфликт на самом деле – это конфликт государства и гражданского общества.
Не только для того, чтобы выполнить известные указы, но и просто наличие бюджета важно для тех, кто при власти. Для этого опускается рубль. И не скрывается, что это сознательная игра, которая началась еще с конца прошлого года. От падения рубля выигрывают экспортеры. Надеюсь, не надо напоминать – кто и что это. В результате бюджет исправно наполняется. Но взлетают цены, галопирует инфляция, не вызывая у общества особого восторга.
Таким образом, главная задача – страну надо закрывать (для сохранения власти и какой-то экономики), желательно с идейным обоснованием: то ли нас обидели, то ли мы обиделись. Создать нечто вроде железного занавеса. Что уже и началось давно: духовные скрепы, цензура, НКО как агенты, теперь «веерные отключения» независимых энергоресурсов. Это сделать в современных условиях очень трудно, но у них нет другого выхода. Надо, чтобы либо с той стороны хлопнули дверью, либо самим закрыться с поджатыми губами.
Дальше – технология. Надо занимать информационное пространство, вытесняя социальные проблемы из повестки дня. Сформировать образ врага. Перевести стрелку ответственности за происходящее в стране. Ничего личного – символическая политика.
